— Сам дойду. Скажи куда.
— Заблудишься, горе пьяное, — беря его за руку, сказала она. — И вообще это же не я героя тащу, а он меня провожает. А то вишь, сколько нынче перебравших, — показала на двух обнявшихся у очередного дерева. Они старательно помогали товарищу подняться, но сил не хватало. Рывок — и опять на земле.
— А! Тогда другое дело, — согласился Блор, опираясь на подставленное плечо. — Могут и обидеть.
Он подумал и пришел к выводу, что двигается, увлекаемый в направлении особняка.
— Э! Только не на глаза к леди в таком виде!
— Не боись. Спит Джеки давно, да и не пойдем мы на второй этаж. Твое место внизу.
— Место, место. Будто собаке какой.
— Так ты и есть сторожевой пес. Не самая худшая судьба. Бездомной дворнягой быть много хуже. Даже косточку выпрашивать тяжелее. Захотят — накормят, не понравишься — камнем кинут. А за что? Да просто так!
И добавила неожиданно:
— Пьянчуги проклятые, — прозвучало с сердцем. Стало неприятно, что и про него так думает.
— Нет, — озвучил Блор результат размышлений после длительного перехода вокруг особняка, — в горах правильнее себя ведут, пусть и варвары. Не пьют до ночи без перерыва. Гость долго за столом сидеть не должен. Неучтиво. Хозяин может решить, что так намекают на голод и что он плохо кормил. Поел — вскочил, поблагодарил. Все. Нечего рассиживаться. Дела у очага обсуждают, а не за тарелкой.
— Вот и вел бы себя согласно этому етикету!
— Но я же не горец! — очень логично возразил парень. — Да и не поймут, уйди раньше всех.
— Наши люди точно. Не успокоятся, пока все не стрескают.
— А слуги? — остановился Блор. — Они голодными останутся?
— Не боись. Мы себя не обижаем. Никто еще не евши спать не ложился.
— Хорошо живете…
Обычно он спал достаточно крепко. Слишком уж часто приходилось ложиться, наломавшись до смерти. И не суть важно, в Храме это происходило, в горах, у псоголовых или на шхуне, — результат одинаков. Тяжкий труд с утра и до позднего вечера, и почти всегда настолько уставал, что и не снилось ничего. При этом стоит измениться рядом звукам или появиться постороннему движению — моментально открывал глаза, готовый к действию.
Сейчас опасности не наблюдалось. Скорее, наоборот. Шарлотта сидела на кровати в чем мать родила и старательно расчесывала свои медового цвета волосы. Она перебросила пряди вперед, на грудь и старательно работала гребешком, так что треск стоял. Тяжелые косы оказались почти до колен, а в распущенном виде накрывали не хуже плаща.
Светлокожая и светловолосая, она совершенно не походила на столичных красоток, да и на Скай тоже. Если первые излишне полны, на его взгляд, то горянка чересчур жестка. Слишком много мускулов и силы.