— Уходят, — шепнула, — они уходят. Дальше… Еще дальше… Они уходят! Они чего-то испугались, Михай!.. Я чувствую это! Ты мне веришь, Михай? Веришь?

— Да, да, верю, Анютка, верю, — гладил я девушку по голове и поворачивал к себе лицо Ляльки с фиолетовыми пропастями вместо глаз и с мелко дрожащими губами. Словно она хотела еще что-то сказать, но сил на это уже не оставалось.

Я закрыл глаза и изо всех сил прижал девчат к себе. В висках бухало, словно какие-то адские жернова перемалывали мой мозг. «Я вспомнил о дольменах и менгирах, — говорил Беловод. — Существует гипотеза, что они являются резонаторами акустических колебаний. Для чего это было нужно нашим пращурам? Других хлопот не было?» Скифская баба… Каменный менгир среди необъятной степи, которая может взорваться бог знает какими дьявольскими силами… Резонатор акустических колебаний… Резонатор слов… Слов?.. Слово?.. Слово!..

Так значит, правы были профессор, Лялька, дед Федор?.. И, как всегда, не прав был я… Значит, у меня все время было с собой самое мощное оружие, какое только мог придумать человек. Самое величественное оружие. Оружие богов. Оружие, которое не калечит тела, а переделывает разум. И направление этой переделки, этого перевоплощения, зависит только от нашего понимания свободы. От нашего понимания ада и рая.

У меня было оружие. Но пользоваться им мне придется учиться еще очень долгое время. Всю оставшуюся жизнь, которая мне еще отмеряна. Жизнь, продолжительность которой измеряется не минутами, не годами, а чем-то более весомым и на несколько порядков более важным.

Я встал, поднимая за собой девчат, и огляделся вокруг. Чадила земля. Молчали руины. Тлела лава. Разрушенный мир молил об отдыхе. Но почему разрушенный?.. Кто с первого взгляда отличит бардак разрушения от безалаберщины строительной площадки? И, может, эти шесть дней были только первыми днями творения нового мира? Нашего мира. Кое в чем нескладного, неуклюжего, разболтанного, но во веки веков человеческого и очеловеченного.

Мне показалось, что туман за Каганцом начал светлеть. Я до боли прищурил воспаленные глаза. Туман действительно таял, а лава в русле речки заметно темнела. Вот уже начал различаться другой берег Каганца с хрупкими и маленькими человеческими фигурками, вмерзшими в тающую дымку. Они начинали понемногу шевелиться по мере того, как тончал туман. Быстрее, быстрее. Еще быстрее. Вот они уже засуетились на той стороне остывающей реки. Одни бежали от нее, другие указывали на нас и что-то кричали друг другу. Вот из тумана, в направлении Юнаков, вынырнула первая машина… За ней — вторая… Послышался отдаленный писк, который понемногу густел, густел, пока не превратился в рев двигателей.