И в этот момент послышался чей-то приглушенный крик.

Никто не расслышал слов.

Люди стали озираться по сторонам.

Сейчас их сердца, переполненные тревогой, бились в унисон.

— Что это было? — почти шепотом спросил Боголюбов, поежившись.

— Понятия не имею, — ответил майор.

Лиса указала на дверь:

— Этот звук раздался оттуда.

* * *

Нервы Кошкина были напряжены до предела, а в голове постоянно вертелась назойливая мысль: «Это какая-то безумная игра моего воспаленного воображения. Скорее — галлюцинация после ранения. Закрой глаза, и все сразу исчезнет… Исчезнет, как дурной сон».

После контузии память плохо возвращалась к нему — какими-то кусочками странной мозаики, которая никак не могла собраться и рассыпалась на маленькие фрагменты после очередного приступа головной боли. Тело то жгло, будто что-то внутри закипало, то знобило, словно какая-то ледяная рука касалась его. Нога, перевязанная грязной тряпкой, нестерпимо болела — через пару часов могло начаться заражение, которое потом уже ничем не остановить…

Кошкин услышал, как с глухим рокотом сдвинулась плита входного люка. Слышал чей-то голос, но не мог разобрать и понять язык говорящего — слишком тихо тот произносил слова, да и дверь хорошо глушила все звуки.

Возвратился монстр?

По телу побежали холодные мурашки.

Или кто-то другой проник в помещение командного пункта?