Женщина в балетках присела, прислонившись спиной к стене. На нее сверху смотрела Тилли Фэган. Она покрасила волосы, а губы от невероятно яркой алой помады казались полнее настоящих.

— Клари, милая, — слова звучали мягко и неловко. — Это я.

В спине возникло неприятное чувство, подступило к щекам. Напряжение и обида. Тети Тилли здесь не должно быть. Она не имеет права здесь находиться. Тилли протянула руку, погладила ее по голове, словно кошку. Первое человеческое прикосновение с тех пор, как она пришла в себя. Первая ласка, которую она вообще помнила. И голос Тилли, низкий и тихий, был полон жалости.

— Твоего друга нашли.

«У меня нет друзей», — подумала она, и вдруг в груди что-то екнуло. Рен. Они нашли Рена. Она вытащила из-под себя руку, прижала ее тыльной стороной к губам. Слезы — теплые, непрошеные — хлынули ручьем. Они нашли Рена. Открыли ее чемодан и нашли кости, и теперь Соледад узнает. И Боб, и Станни. Узнают, что она натворила. Первый всхлип вырвался кашлем, а потом она безудержно зарыдала, и Тилли обняла ее. Помоги ей боже, она рыдала и лила слезы в плечо Тилли Фэган, а та гладила ее по голове и тихонько нашептывала что-то.

— Я не хотела, — рыдала она. Слова рвали горло, в каждом был острый крючок. — Я не хотела, не хотела!

— Я понимаю, милая, понимаю.

Она обхватила Тилли за талию, спрятала лицо у нее под мышкой, словно, стоило отпустить руки, ушла бы на дно. Утонула бы. Охранница что-то сказала, и она почувствовала, как Тилли отрицательно мотнула головой — движение передалось телу.

— Это я, — выговорила она. — Я его убила. Я не нашла другого выхода. Сказала, чтобы он проверил данные, чтобы он наклонился, и он наклонился… А я… я… ой, меня сейчас вырвет.

— Рвет простушек, — отозвалась Тилли. — Воспитанная девушка чувствует себя нездоровой.

Она рассмеялась. Вопреки всему, Кларисса рассмеялась, а потом опустила голову и снова расплакалась. В груди болело, словно что-то в ней порвалось. Аневризма аорты, легочная эмболия, что-то такое. Не может же быть, чтоб от горя действительно разрывалось сердце? Это просто фигура речи.

Ощущение продолжалось целую вечность. А потом вечность прошла, и все закончилось. Тело обмякло тряпочкой. У Тилли блузка промокла от слез, соплей и слюны, но она сидела, перебирая пальцами волосы Клариссы. Ее ноготь щекотал изгиб ушной раковины.

— Ты заминировала «Сунг-Ан», — сказала Тилли, — и свалила на Холдена.

Это был не вопрос и не обвинение. И от Клариссы она ждала не признания, а простого согласия. Кларисса кивнула в колени Тилли. Когда заговорила, голос хрипел, а горло саднило, словно обожженное: