– Ха! Ты просто не хочешь ничего объяснять!

– Давай вернемся в штаб, и я расскажу все, что ты захочешь узнать.

– Нет! – выкрикнул я, проворачивая Гелисворт и прикрывая глаза.

Из сапфиров плеснула волна слепящего света. Дядька заорал, а я, не теряя времени, покинул Тень, мелькнул перед не успевшими ничего понять патрульными и одним рискованным прыжком оказался в Иррате, куда привела меня ниточка, связывающая Ключи.

Глава 31

Глава 31

Пологие холмы, окружавшие меня со всех сторон, серебрились в свете полной луны, катящейся среди редких перистых облачков. Я посмотрел прямо на Каинос – его кольца, хоть и выстроились уже в нужном порядке, были просто серебристыми, не приобретя еще той окраски, что я запомнил с прошлого раза.

Я стоял на тропинке, ведущей по склону поросшего травой холма к сложенному из бревен домику, подмигивавшему мне освещенными проемами окон.

Пошел к нему с радостным, но давно позабытым чувством, которое испытывает человек, возвращающийся домой – к очагу, к родным и близким… Поднялся по ступеням крыльца, собираясь постучать.

Дверь распахнулась, и Джемма – теплая, бесконечно родная, желанная, бросилась мне на шею.

– Артур! Арчи! Я так переволновалась!

Ее глаза были так близко, волосы щекотали мне лицо, аромат кожи сводил с ума, губы почти касались моих…

Я не совладал с искушением и поцеловал ее…

Мир раскололся и перестал быть – исчез, растворился! Не существовало ничего, кроме пьянящего вкуса ее губ, нежности рук, мягкости тела… Я забыл обо всем: своих принципах, ее обетах, Алексе, Безликом, Полнолунии и Разрушении…

Я забыл все ее имена, кроме одного. Джемма. Моя Джемма.

Как дуновение весеннего ветра, как глоток терпкого вина, как пламя ночного костра… Моя любовь, моя жизнь, моя нежность. Моя…

Проснулся я ранним утром – небосвод посветлел, солнце еще не взошло.

Джемма спала, уткнувшись носом в мое плечо. Огненные пряди, как нити червленого золота, разметались по ее спине и моей груди.

Проснулся я от смутного беспокойства и долго не мог понять, что же меня тревожит. Лежал, вслушивался в наполнявшие рассвет тихие шорохи, пока до меня наконец не дошло, что снаружи кто-то есть, и этот «кто-то» хочет, но не может войти.