Всё же Вельтер оглянулся. Над «жаровней» вздымался столб жирного чёрного дыма, похожий на уродливый гриб.
M. Ключ говорит
M. Ключ говорит
Да здравствует баня! После пыльных, кишащих как муравейник, пропахших пряностями, потом и гнилью улиц Панака с их духотой и пестротой, с их косоглазыми гримасами, криками, взглядами — одновременно наглыми и рабскими, — душа и тело стремились вымыться и освежиться.
Вместе с этим в сердце Лары начинало биться новое, впервые осознанное чувство превосходства. Одно дело гордиться втайне «Я другим не чета — я вещунья!», оставаясь скромницей-пансионеркой, но когда ты ступила на другую землю, одела воинскую форму и ощутила, что вы — всего-то вчетвером! — выше и сильней всех этих суетливых вейцев, хоть бы их десять тысяч собралось. Выпалить в воздух, крикнуть: «Здесь драконы!»… эх, посмотреть бы, как они шарахнутся!
Наверно, началось со входа на борт корабля-гиганта. Видеть их в воздухе и восторгаться — этого мало! надо оказаться под его невесомой колоссальной тушей чуть не трёхсот мер в длину, подняться на палубы, понять, что тут все — крепкие решительные парни, готовые смести врага и защитить тебя, — тут-то и вникнешь, что ты тоже частичка империи.
Раньше это в глаза не бросалось — где она, империя? то батя кряхтит, отсчитывая деньги на налоги, то мама Рута клянёт цены в бакалейной лавке, то городовой тащит воришку за шиворот, то украшают цветами арку в день тезоименитства Его Величества… А здесь — вот она, положись на неё, пожми её сильную руку.
И если б не внезапный сеанс связи с этим бледным из фаранского посольства, Лара возвратилась бы из города довольная донельзя — гордая, полная впечатлений, с подарками. Теперь уже не то, совсем не то… в душе печаль, на сердце кисло.
Она раздевалась быстро, будто вместе с одеждой могла избавиться от неприятностей.
Всё-таки баня — славное местечко. Тут люди больше ровня, чем где бы то ни было — даже Божьи Очи с шей сняты, и не угадать, кто беден, кто богат. Можно всех видеть, как они есть, без титулов.
Утончённая Эри грациозна — о, да! У Лис фигура хороша, хотя остаётся худоватой — графинька ест как птичка, будто сызмала аппетит потеряла… или грусть по братьям её точит? Зато Хайта раздобрела, округлилась — сверху щёки, спереди животик, сзади попа, — но осталась юркой, как мыша, и гибкой, как горностай.
— Это не ванны, — ворчала Лисси. — Кадки какие-то…