Мальчишки, пружинами выпрямившись и раскрасневшись, слаженно вопили, подскакивая вверх, садясь в воздухе на шпагат и ухитряясь не терять дыхания:
— А вон тому старику! А он ляжет на боку! А он думает лежит, Как до сотни лет прожить!— и ещё что-то, уже совершенно похабное, как под бок к старику легла молодая девка, И дед её укатал до полусмерти, да и раздумал жить до ста — мол, слишком мало, поживу до полтораста… А Олег, глядя на них, прихлопывая в ладоши, смеясь и чувствуя, как напрягаются ноги — вскочить и сплясать тоже — какой-то частью мозга отстранённо подумал: одеть их в тишотки, джинсы, куртейки с какими-нибудь кислотного цвета надписями, обуть в кроссовки… напялить бейсболки козырьками назад, спереди выпустить по моде чубчики, за плечо — рюкзачки, и пожалуйста: два восьми-, а то и семиклассника, не отличишь от ровесников на Земле…
Нет, не так. Мало у кого из мальчишек этого возраста там, дома, такие глаза — в которых, даже светлым днём отражаются звёзды. Мало у кого такая гордая даже в дни усталости и недосыпа осанка и такая прямая и чёткая речь, звучащая, как распев былины. И даже похожие по смыслу на «Сектор Газа» слова песни звучат у них не как грязный поток брани…
Кто знает, сколько потеряла Земля, когда ушли последние такие люди, и заменил их «евростандарт» — всё в меру. В меру честные, в меру смышлёные, в меру верные, в меру любящие… в меру люди. И что останется от Мира, если победят данваны?!
Мальчишки перестали выплясывать, отдувались весело. Йерикка вздохнул:
— Теперь надо ещё покричать хором… Ладно, где наша не пропадала!
— И где же? — повернулся к нему Олег.
— Что? — не понял Йерикка.
— Где не пропадала?
— Да ну тебя…
Олег дружески треснул Йерикку между лопаток — тот как раз вставал и сделал вид, что падает. Засмеялся, спросил:
— Пошли, что ли?
— Опять это страшное слово?! — простонал Олег. — Может, не пойдём?
Он спросил это, конечно, в шутку. Но Йерикка, неожиданно сделав стойку, медленно ответил:
— Может, и не пойдём… — и окликнул Гоймира: — Князь, что-то не то!