— Присаживайтесь, молодой человек — взгляд, сопровождавший фразу, казалось, просветил меня рентгеном.
А мужик то, явно особист или следователь. Присядем, раз вежливо просят. Конвоир тем временем вошёл за мной в комнату закрыл дверь и принялся изображать статую.
— Давайте представимся — начал знакомство сидящий напротив мужчина. — Максим Викторович.
— Глеб Олегович Борисов, можно просто Глеб.
— Отлично, Глеб сейчас я задам вам несколько вопросов, на которые вам нужно ответить полностью и честно. От этого будет зависеть ваша дальнейшая участь.
— Приложу все силы.
— Замечательно. Итак, каким образом Вы попали на полигон?
— Куда?!
— На специальный сибирский полигон.
— Какой полигон? Какая Сибирь? Я с Украины, из Полтавы. Где Украина и где Сибирь. Я что в дурдом попал?
— Двадцать третьего марта во время проведения учений, на территории полигона был зарегистрирован неизвестный энергетический всплеск. Посланная по тревоге группа захвата на месте происшествия обнаружила Вас в бессознательном состоянии и доставила на базу. Вы две недели пробыли в коме. А теперь объясните, пожалуйста, каким образом Вы попали на полигон.
— Максим Викторович, я понятия не имею, о чём вы говорите. Последнее, что я помню — как собираюсь в пятницу вечером пойти погулять с женой и сыном. Но был не март, а июнь. Как прошел почти год и как я оказался на территории России я не знаю.
— Что думаешь, Владимир? — обратился Максим Викторович к конвоиру.
— Все, правда, от первого до последнего слова. Никаких следов внушения, ментальных блоков или попыток скрыть мысли. Он открыт как книга, читай, что хочешь. Результаты предварительного сканирования полностью подтверждаю.
— Интересная получается картина.
— Не то слово.
— Может, вы объясните мне, что происходит? — вмешался я — Раз уж выяснилось, что я ни в чём не виноват.
— Попробуем. Скажите, какой сейчас год?
— Это, что тест на работу мозгов после комы? Если мои последние воспоминания относятся к июню, а сейчас апрель — две тысячи четырнадцатый.
— Как интересно, — Максим Викторович явно был удивлен и заинтересован. — Но Вы немного ошибаетесь Глеб, сейчас три тысячи девятьсот восемьдесят шестой год.