– Хэл! – Я наклонился над ней, схватил за плечи. – Просыпайся! Слышишь? Проснись!

Она вздрогнула и открыла глаза. Абсолютно черные, безумные. Ресницы намокли от слез, а лицо лоснилось мелкими бисеринами пота.

– Мэтт! – воскликнула ученица и вцепилась в меня обеими руками. – Как страшно… боги, как же мне страшно…

Я перебрался к ней на кровать, крепко обнял, прижал к себе, чувствуя, что она вся мокрая от испарины.

– Тихо… тихо… все хорошо. Это сон. Просто сон. Успокойся.

Она дрожала с ног до головы, и я мягко укачивал ее, как испуганного ребенка.

– Это ужасно, – шептала Хэл, прижимаясь лбом к моей шее и стискивая ткань рубашки на моем плече. – Я еще никогда не видела ничего страшнее…

– Что тебе приснилось?

– Здание. Четыре этажа. Подвал, чердак. Три крыла. Все окна и двери закрыты. Ни одного выхода. Все люди заперты. И он ловит их.

– Кто? – как можно мягче спросил я.

Девушка напряглась и вырвалась из моих объятий.

– Мне надо позвонить.

– Хэл. Четыре утра.

– Не важно.

Она перебралась через меня, зашарила на столе, схватила свой коммуникатор, полистала адресную книгу и нашла нужный номер. Ей не отвечали довольно долго, а когда наконец отозвались, Хэл стремительно выпрямилась на кровати и выпалила, не удосужившись извиниться за поздний, вернее, ранний звонок:

– У вас там все в порядке?

Динамик ее телефона был очень чутким, и до меня долетел сонный женский голос, повторивший ту же фразу, которую я сказал ей только что:

– Хэл, сейчас четыре утра…

– Но у вас все в порядке? – продолжала нервно настаивать девушка.

Видимо, на той стороне поняли – она не отстанет, и предпочли отвечать честно.