Колонисты тоже не выглядели победителями, но у них было больше промежуточных забот. В основном на их лицах читалось облегчение людей, вырвавшихся живыми из коварной ловушки. Лишь немногие хмурились, будто чувствовали себя проигравшими, оказавшимися чуть слабее, чем хватило бы, чтобы дотянуться до главного приза. Он, приз, теперь достанется не им. Ну то есть, Надежде, конечно, но не им конкретно. Им требовалось горячее питание и чистая одежда, а некоторым — скорая медицинская помощь, и медики «Эгле» занялись ими в первую очередь. Сперва надеждинцев пропустили через обязательную процедуру бактериологического контроля, через слизистую носа впрыснули аэрозольные ингибиторы, выдали новую одежду вместо старой, которую сожгли, и только потом начали помалу распределять по кораблям эскорта, возглавляемого Ква'аном.

Во всём этом Натали Норм почти не принимала участия. Для неё ещё ничто не кончилось. Её сын и её муж пока там, внизу, и она сделала не слишком много, чтобы помочь им. Меньше, чем Люссак, фактически обменявший планету на дочь. Почему-то Натали казалось, что здесь он её обошёл. Она просто была, для того чтобы Рассел смотрел на неё, и Рассел знал, что она на него смотрит. Пантократору зачем-то это было нужно.

Она отступила, чтобы пропустить мимо себя Мари Люссак, худую и измученную, с плотно сжатыми губами, словно основные её битвы были ещё впереди. Та не узнала Натали, может быть, просто потому, что не ожидала её здесь увидеть, а вот мужчина, идущий следом, остановил взгляд на лице Натали Норм и поклонился, а потом ушёл за девушкой в развилку коридора, в ту сторону, откуда тянулся гофропереход на «Скади». У них там будет своя медицинская процедура.

Это он. «Брюс через двенадцать лет». Человек, втянувший Натали во всё, что стало её жизнью. Да и не человек, в общем, или больше, чем человек — уникальная сущность, дух как смысл, а тело — как форма, и с каждой новой формой выявляются новые смыслы, развиваясь и обогащая сущность акцентами. Разве есть ещё такие? Кто сейчас встанет с ним вровень?

А кто попытается? Мари Люссак? Какой болезненный укол в самое сердце, когда ты видишь юную, пришедшую вместо тебя. Рубен Эстергази высоко летает. Но свободен ли? И что такое свобода, как не право впрягаться по собственному выбору?

Не то чтобы Натали жалела о чём-то. Она сделала свой выбор первой и сделала бы его снова. Назгул остался позади, в тёмном холодном ангаре, подобно тому, как трагедия, пережитая в детстве, кроется в дальнем уголке памяти. В сегодняшней её жизни тёплым было всё, а человек тянется к теплу, иначе — какой же он человек?