Рота, после пяти дней боёв, у Черемисина, была неполной. Но, несмотря на потери: шестеро убитых, восемнадцать раненых, отправленных в тыл, на значительный некомплект по штатам военного времени, рота представляла грозную силу. Стрелки были перевооружены автоматическими винтовками СВТ-40, имелось шесть автоматов ППШ, двенадцать ручных пулемётов. И хотя пулемётный взвод станковых "максимов" забрали, но вместо них добавили ещё два ручника ДП-27. Плюс шесть пулемётов, взятых у немцев. Двадцать пулемётов на роту — это ужасно чувствительно тому, кто эту роту будет атаковать. Командиру из трофеев вручили бинокль и часы, ещё один бинокль достался лейтенанту Сенину — артиллеристу. На каждую пушку отдали по трофейному автомату МП-38. Немецкие карабины уничтоженных мотоциклистов просто сгрузили в машину, вдруг позже кому пригодятся.

Немцы вернулись через сорок минут, во главе колонны танков. Первое, что они сделали — выкосили танковыми пулемётами и пушками ту маленькую рощицу, из которой расстреляли мотоциклистов. Головная машина попыталась столкнуть кучу мотоциклов вперёд и сбросить с полотна дороги. Настроенная на подрыв граната, вставленная между двух бензобаков, сначала не сработала. Она сработала метров через пять, как только танк начал сдвигать эту кучу расстрелянных мотоциклов в сторону. Раздался взрыв и выплеснулся фонтан огня, накрывший языком горящего бензина немецкий танк. Вся куча мотоциклов мгновенно вспыхнула, как вспыхнуло и шоссе, обильно политое бензином. Танкисты сразу сдали назад, но было уже поздно. Танк горел. Наблюдающий в бинокль Черемисин, глядя, как танкисты выскакивают из машины, пожалел, что для снайперов далековато, — шестьсот метров. Танк горел пять минут, затем внутри начали рваться боеприпасы. Поскольку они были маленького калибра, танк только вздрагивал, от подрыва очередных снарядов. Танкисты, видно, получив команду, начали объезжать горящую машину справа и слева, держась от дороги метрах в пяти, не желая наезжать на тела убитых немцев. Именно там сапёры установили десять противотанковых мин, две на шоссе, замаскировав в засыпанных мелких воронках, и по четыре с каждой стороны дороги. Старлей надеялся, что сработает хоть одна. Сработало две. Два танка остановились. Один с сорванной гусеницей развернуло бортом, второй просто стоял. Не горел, но и не двигался. Тогда колонна встала окончательно, минут на тридцать. Побежали сапёры и начали проверять коридор движения. Найденные мины просто обозначали флажками, не разминируя. Пока сапёры занимались делом, сгоревший танк зацепили тросом и стянули с полотна дороги. В подошедший грузовик сгрузили тела убитых немецких разведчиков, и отправили в тыл. Скинули с дороги сгоревшие мотоциклы, извлекли две найденные мины из полотна шоссе и двинулись вперёд. Два своих орудия лейтенант Сенин поставил на левой окраине деревушки, поближе к спрятанным машинам. Одно — на правой стороне, у дороги на Гатковку. Сначала должно было начать одиночное орудие, а вот когда танки развернутся в его сторону, подставив борта, вот тогда и ударит основная сила батареи. Хотя всем артиллеристам довели, что максимальная толщина брони немцев тридцать миллиметров, а на бортах у многих танков всего пятнадцать, что для их пушек вполне приемлемо, что в лоб, что в борт, но хотелось бить наверняка. Орудие сержанта Дёмина ударило, и первый танк встал на шоссе. Следом ударило ещё раз, и загорелся танк с сорванной гусеницей. Немцы несколько секунд выждали, видно совещаясь по связи, откуда ударила пушка, затем два взвода танков сползло с дороги и на полном ходу погнало в сторону орудия. Пехота ссыпалась с машин и развернулась в направлении Бояничей. Дёмин не стрелял. Лейтенант приказал ему после трёх выстрелов менять позицию. Иначе накроют.