– Так он сказал. – Казалось, Холодцу и самому не больно-то верится. – И вроде вышел скандал, реально.

– И тополевую рощу?

– Все-все, – сказал Холодец. – Под офисы, что ли.

Джонни оглядел кладбище. Это был единственный на много миль участок открытой местности.

– Я бы дал фунт, не меньше, – сказал он.

– Да, только ты ничего не смог бы тут построить, – сказал Холодец. – Вот в чем штука!

– А я бы и не стал ничего строить. Я бы заплатил им фунт, просто чтобы все осталось как есть.

– Да, – рассудительно промолвил Холодец, – но людям нужно где-то работать. Нам Нужны Рабочие Места.

– Здешние жильцы не порадовались бы, – сказал Джонни. – Если б узнали.

– Их, наверное, куда-нибудь перевезут, – сказал Холодец. – А то потом газон будет не вскопать.

Джонни поглядел на ближайший склеп (один из тех, что походили на мраморные сараи) и прочел бронзовые буквы на двери:

ОЛДЕРМЕН ТОМАС БОУЛЕР1822–1906Pro Bono Publico

ОЛДЕРМЕН ТОМАС БОУЛЕР

1822–1906

Pro Bono Publico

На камне был (наверное) вырезан портрет самого Олдермена. Почтенный муж глубокомысленно смотрел куда-то вдаль, словно тоже ломал голову над тем, что же значит «Pro Bono Publico».

– Вот кто наверняка зол как черт, – сказал Джонни.

Он на мгновение замешкался, а потом поднялся по двум разбитым ступенькам к металлической двери и постучал. Зачем – навеки останется для него тайной.

– Эй, ты чего? – зашипел Холодец. – Вдруг он там таится-таится да как выскочит! И вообще, – он понизил голос, – приличные люди не якшаются с покойниками. По ящику говорили, от таких разговорчиков до сатанизма – один шаг.

– Мура, – отмахнулся Джонни.