Русаков не отставал и надоедал до тех пор, пока Берзалов не отмылся.

— Слушай, капитан, — сказал он, уловив наконец, что прёт от капитана, мягко говоря, беспокойством аж за километр, — сидел бы ты со своей Зинаидой. Чего с нами попёрся? Сам же напросился.

— Жаль мне тебя, — сказал мечтательно Русаков, поглядывая на чёрные тучи со стороны Харькова, где беззвучно сверкали молнии. — Один экипаж уже потерял, да и с Буром не всё ясно.

— В смысле?.. — спросил Берзалов каменным голосом.

— В смысле, Бур‑то пропал странным образом. Свидетелей нет. Одни твои россказни, лейтенант. К тому же все знают, что ты к нему придирался по поводу и без повода.

Русаков, конечно, имел некоторое преимущество: он стоял на бугре, и достать Берзалов его сразу не мог.

— Вашу — у-у Машу — у-у!.. — выругался Берзалов. — Ты, капитан, — ответил он страшным голосом, — говори да не заговаривайся, а то не посмотрю, что ты вертолётчик, искупаю в реке.

Однако Русаков не испугался. Не из робкого десятка оказался он, хотя жизнь подвыпустила из него пар. А разбитые кулаки Берзалова и побелевшие шрамы на загорелом лице не наводили его на соответствующие размышления.

— А я тебя не боюсь, — храбро заявил он. — Ну, искупаешь ты меня, бланш поставишь, а дальше что?

— Вашу — у-у Машу — у-у!.. Да не буду я тебя бить, — ответил Берзалов, ныряя в реку, — нужен ты мне. Вашу — у-у Машу — у-у!..

Воды была холодной и бодрила. Голова сразу стала ясной. Берзалов два раза переплыл реку, а когда выбрался на берег, то обнаружил, что капитан никуда не делся, а переместился с бугра под дерево и считал лягушек в реке.

— Вашу — у-у Машу — у-у!.. — снова выругался Берзалов. — Ты бы морду помыл, — посоветовал он, — а то несёшь ахинею. Думаешь таким образом от трибунала отмазаться?

Изменился в лице капитан Русаков. Наступил ему Берзалов на больную мозоль.

— Ничего я не боюсь. Трибунал, так трибунал, — гордо вскинул седую голову Русаков. — Сомнения меня просто одолевают, — признался он минутой позже.

— Ладно… скажу я тебе… — объяснил ему Берзалов, чтобы только капитан отвязался, — сигнал от одного из экипажей пришёл как раз из этих мест.

— Да — а-а? — переспросил капитан и сделал вид, что задумался. — Да я не к тому, — пошёл он на попятную. — Харьков мы прошли? Прошли. Есть здесь какие‑нибудь укрепрайоны? Нет здесь никакого укрепрайона, который полоумный Бур называл Комолодуном. Чего мы дальше прёмся?! Чего?! Если я погибну, меня ведь так и будут считать дезертиром!

— Не будут — ответил Берзалов тем тоном, когда разговаривают с человеком, который ничего в жизни не понимает. — Замолвим мы за тебя словечко. Как только связь откроется, сброшу в штаб донесение, — пообещал он.