— Выкуси!

Загрохотали выстрелы, тварь отчаянно заверещала, конвульсивно стиснув дергающийся ствол жвалами, и ее башка взорвалась кучей склизких ошметков. Высадив в муранчу весь магазин, Лера некоторое время сидела, с отвращением наблюдая, как в предсмертной агонии продолжают шевелиться многочисленные конечности насекомого-переростка.

— Поделом, — стаскивая шапку, устало пробормотала Лера и положила рядом уже бесполезный «Бизон».

Хотелось расплакаться или наорать на кого-нибудь, но она по-прежнему была одна. Когда же это все закончится? Судя по всему — уже никогда. Проклятый новый мир не желал давать передышки.

К середине дня морось превратилась в полноценный ливень. Запоздало спохватившись и укутавшись как только можно, Лера выскочила из своего укрытия, поборов отвращение, перебралась через развороченную тушу муранчи и зашлепала по разраставшимся лужам, собирая в подобранный на поляне рюкзак сосновые ветки.

Вернувшись в пещеру, Лера разложила на каменном полу хворост и, снова прижавшись к стене, стала ждать, когда он подсохнет, вслушиваясь в шум разошедшегося дождя. Однажды ей показалось, что она слышит человеческие голоса.

Факелы закончились, и Лера все отчетливей понимала, что сегодня ей придется ночевать на земле. А значит, для костра нужно было много сухого топлива.

К вечеру дождь перестал, и Лера, наконец, решилась выбраться из пещеры. Нужно было устраиваться на ночлег. К тому же оставаться рядом с отвратительно воняющей тушей было опасно — в скором времени она могла привлечь внимание лакомых до легкой добычи ночных хищников.

— «Братство пара» вызывает старейшину и команду «Ивана Грозного». Ответьте же, черт! Дядя Миша, кто-нибудь! Где вы все! Это Лера, ау! Вы уже вернулись?

Радиоэфир продолжал молчать.

Огонь занялся. На ладони правой руки между большим и указательным пальцами от трения закровоточила мозоль. Но, закусив губу, Лера продолжала упорно работать, отгоняя боль. Мышцы одеревенели от монотонных движений, морская соль, принесенная с берега ветром, воском оседала на натруженных пальцах, то и дело сбивая ритм движений. Деревья над головой зашелестели, и огонек в костре опасно качнулся.

— Не смей, — откинув палочку и склонившись над разложенным кострищем, Лера бережно сложила ладони в разорванных шерстяных перчатках без пальцев лодочкой, защищая хрупко зачинающееся в веточках пламя, и подула, осторожно подкладывая трут в задымившийся вереск, который весь день старалась высушить в рюкзаке. — Не смей, слышишь… — шепча, словно молитву, уговаривала она. — Пожалуйста. Только не затухай.