— Не трогай, меня здесь привыкли в таком виде встречать.

Она не послушалась, и я отвернулся, стараясь скрыть от нее и солнечного света изувеченное лицо.

— Не прячь от меня шрамы, Вольф. Пусть ты и стараешься скрыть их, я помню о них постоянно.

Я повернулся к ней и всмотрелся в ее лицо. Ожидал снова приметить невольно промелькнувшее отвращение, а заметил в ее глазах одну лишь нежность. Нет в них прежнего страха и неприязни — одно лишь ласковое веселье. Похоже, она, и правда, привыкла и притерпелась ко мне.

— Вольф, я долго думала и… Я задавала себе вопросы и… Вольф, я спрашивала себя, кто мне ближе и дороже всех на свете? С кем я хочу быть всегда? С кем мне не страшно будет встретить смерть? И у меня всегда был ответ… только один ответ — с тобой, Вольф.

Я просиял, еще не понимая, но уже радуясь.

— Ты что, правда?

— Правда, Вольф. Я вот проснулась и поняла вдруг, что… Я тебя больше всех, больше всего люблю. А ты меня любишь?

— А ты что, не знаешь?

— Ты никогда не говорил мне, что любишь меня.

— Если бы я тебя не любил, — я бы не был изувечен и изуродован, а ты бы была мертва.

Агнешка резко вдохнула, закрыла глаза и упала мне на грудь, дрожа от страшных воспоминаний. Я обнял ее, и меня забил озноб зверской страсти. Я охватил ее всю — такую тонкую, такую хрупкую, нежную и чистую.

Глава 2

Глава 2

Солнце стоит высоко, а мы с Агнешкой так и валяемся в разворошенной постели среди разметанных одеял и шкур. Мы смеемся, и счастью моему нет предела. Она снова обвила мою шею гибкими руками, снова зашептала ласковые слова горящими губами и… я вдруг вспомнил, что уже день, а дом еще тих.

— Постой, Агнешка… Стой… Они что, спят еще?

— Кто?

— Все… Все спят… Не порядок.

— Пусть высыпаются. Главное, что они нас не трогают.

— Нет, не положено режим нарушать.