Да, старший Калугин не мог «решить», что восстановить механизм невозможно. Для него как раз невозможным в принципе было такое «решение». И это не было лишено, кстати говоря, и здравого смысла – в конце концов, все детали, при современном уровне технологий, можно было создать заново с точностью до атома. Восстановить часы было сложно, но теоретически возможно.

Однако отец Павла вернул часы. И это было удивительно. Как и его таинственная гибель. Он отправил часы обратно в мастерскую, забрал залог и буквально через несколько дней, по словам свидетеля, вышел купаться холодной октябрьской ночью в микроскопическом озере неподалеку от дачного дома. К сожалению, он был пьян. Внезапно случилась судорога – и вот так, нелепо и ужасно, он утонул. Но самое странное заключалось в двух фактах: во-первых, единственному свидетелю отец сказал, что пошел топиться (и это могло быть правдой – с потерей жены он очень изменился); а во-вторых, тело так и не нашли. Есть, правда, в тех местах загадочные особенности почвы, а где-то глубоко под землей, под корнями деревьев, фундаментами домов и пыльными, разбитыми дорогами, струится невидимая река, впадающая в озерцо. И гипотетически тело могло отнести на множество километров прочь от илистого озерного дна.

…Павел не мог забыть одного эпизода, связанного с отцом. Это было, когда он уже вырос и стал дипломированным специалистом. Отец включил его в делегацию от завода на часовую выставку в маленький городок на границе Франции и Швейцарии, они вместе отправились туда. Почти неделю они восторженно рассматривали часовые новинки от лучших мастеров отрасли, а в последний день отец подвел его к стенду, указал на экземпляр идеальных форм с двумя репетирами и печально сказал:

– Я бы сделал такие за месяц, но мне некому было бы их показать. Хвалиться я любил только перед твоей мамой.

– Папа, ты можешь сделать лучше! – попытался как-то поддержать его сын.

– Я не хочу лучше. Это технологическое решение полностью соответствует моим нынешним представлениям об идеале! Я не художник. Я ремесленник, – искренне признался отец. – Художником я хотел быть только перед одним человеком.

– Опять ты о маме! – огорчился Павел.

– Знаешь, мой мальчик, чего мне сейчас хочется больше всего на свете? – заглянул в глаза сыну отец. – Разбить кулаком эту витрину, взять большой кусок стекла и перерезать себе яремную вену. Спроси меня: почему, папа, ты так еще не сделал?

– Почему, папа, ты так еще не сделал? – встревоженный развитием разговора, машинально повторил тот.