— Сволочь ты.

— Еще какая, — согласился я. — Хотя ты и предлагал не переходить на личности.

— Сволочь, — тоскливо повторил он, покачивая головой. — А как все хорошо начиналось… Десять миллионов кредитов, и после провала второго штурма их выложили бы мне на блюдечке. Если бы ты не появился.

— Вряд ли бы тебе заплатили, — сказал я. — Мы сейчас говорим о деньгах, а корпорации никогда просто так не расстаются с большими деньгами. Они бы предпочли потерять полгорода, тем более что речь идет не о зданиях и сооружениях, а всего лишь о людях. Для дзайбацу люди — расходный материал, и население всегда можно обновить, благо, в желающих недостатка не будет. И обойдется куда дешевле.

— Ты так думаешь?

— Да.

— Сволочи, — снова сказал он. Очевидно, его лексикон ругательств был сильно ограничен. — И это после того, как я угробил свое здоровье в их тетроновых рудниках.

— Не пори чушь, я читал твое досье. Ты никогда и нигде не работал, если не считать работой квартирные кражи, грабежи и разбои.

— У меня было тяжелое детство, — ухмыльнулся он. — А теперь я решил сыграть по-крупному. Знаешь, сколько бабок пришлось выложить парню из лаборатории за этот вирус?

— Догадываюсь. А ты уверен, что он тебя не надул?

— Как это?

— А ты биолог? Что, если у тебя в бомбе не чума, а всего лишь ветрянка или корь? Может, мне тебя пристрелить, и дело е концом?

— Эй, не шути, — обеспокоенно сказал он, словно я уже нажимал на курок. — Там чума, точно говорю. Я сам видел, как дохли крысы.

— Откуда ты знаешь, что он им ввел? — спросил я. — А даже если и чуму, то он всегда мог успеть подменить пробирки.

— Если ты думаешь, что я блефую, почему я еще жив?

— Хороший вопрос, — признал я. — Я и сам удивляюсь. Виной тому либо мое врожденное долготерпение, либо приверженность догматам дзен-буддизма.

— Это что еще за хреновина?

— Не забивай голову. Так что мы с тобой будем делать?

— Есть на примете один вариант, — сказал он.

— Не тяни.