«Вы опять сговорились!» – успел подумать ему вслед Кар.

«Радуйся», – посоветовал, улетая, грифон.

И Кар возрадовался – расстелив, за неимением лучшей постели, свой щегольской придворный плащ. Он был очень осторожен, боясь навредить малышу, а Тагрия улыбалась, отзываясь на его прикосновения, и не боялась ничего на свете. Трещали, сгорая, сучья. Блестели радостью ее глаза. Когда стали едины их тела, Кар вошел наконец и в ее мысли. Увидел – себя в ее девичьих мечтах, отраву разочарования, долгие супружеские ночи. Увидел ее тоску и отвращение, упорство, с каким Тагрия запрещала себе представлять вместо мужа другого. Представлять его, Кара. Всегда только его.

– Я тебя ждала, – прошептала Тагрия. – Всегда ждала…

– Знаю, милая. Прости, что так долго шел.

Когда вернулся Ветер и накрыл их развернутым крылом, смущение и тайны остались в прошлом. Тагрия счастливо дышала ему в плечо, Кар обнимал ее и следил, замирая от нежности, как сон заволакивает ее сознание. Темнота и смерть бежали, не в силах тягаться с ней, чья любовь была преданностью, а преданность – силой, не знающей поражения.

Тагрия, дочь разорившегося трактирщика, могла бы запутаться в собственных званиях. В Империи ее называли вдовствующей баронессой Дилосской и нареченной невестой его высочества брата-принца. Ей довелось стать невольной свидетельницей спора – какой титул должно присвоить супруге брата-принца, учитывая, что за всю историю в Империи не бывало такой дамы? Спор вышел довольно жарким; все сходились на том, что лучше всего его высочеству не создавать затруднений и остаться неженатым. Карий, выслушав ее смущенный пересказ, лишь рассмеялся. Когда бы не положенный траур по Морию, он взял бы Тагрию в жены еще до отбытия на восток, где побежденный народ магов дожидался своего Сильнейшего.

Саму Тагрию это не заботило вовсе. Она принадлежала своему мужчине душой и телом с тех пор, как легла с ним на расстеленный в траве у лесного костра плащ. А если по правде – с тех пор, как тяжелый золотой перстень с изумрудом впервые лег в ее детскую ладошку. И какая ей разница, что говорят люди?

Здесь, в Долине, где не в чести имперские брачные обычаи, ученица восстановленного магического курса Тагрия звалась подругой Сильнейшего – не титул, всего лишь обозначение, но сколько почета оно принесло! И сколько тайного гнева, сколько отвращения к дикарке, поставленной вровень с магами!

Карий называл ее «Моя Тагрия». Только это было по правде важно.

По мягкой траве спустилась она к озеру, прошла по песку – на нем, белоснежном, виднелись отпечатки грифоньих когтей и босых человеческих ног. Остановилась у воды. Поверхность ее казалась спокойной только на первый взгляд. Озеро Долины было глубоко и опасно для ныряльщика. Там, в голубой дали, ледяная вода горного потока смешивалась с другой, горячей от подземного огня. Их вечное противоборство вырывалось наружу фонтанчиками брызг. По утрам озеро затягивал пар.