Светлый фон

Под ложечкой засосало.

– Это похвально, когда человек не только следует своим мечтам, но и добивается поставленных целей, – доброжелательно подытожила ведущая. – Нашим зрителям есть чему у тебя поучиться.

Я не помню, как эфир подошел к концу, на вопросы Таши отвечала в тумане, хотя и держала маску доброжелательной заинтересованности. Лишь когда свет от камер погас, пришла в себя и поспешила к выходу из павильона.

– Аня, – ударил любимый голос в спину. Я лишь в коридор успела выскочить, да тут же замерла зайчишкой, понимая, что эта погоня бессмысленна. Наши с Громовым возможности в беге неравны. – Наконец, я нашел тебя, девочка.

 

ГЛАВА 27. Чужой родной и близкий

ГЛАВА 27. Чужой родной и близкий

– Аня, – повторил он, тяжело дыша мне в волосы, точно не мог надышаться.

Я стояла к нему спиной, не оборачиваясь, словно застыла во времени. Не знаю, отчего медлила. То ли впитывала последние секунды иллюзии, что все происходящее сон, то ли просто наслаждалась тем, что Громов здесь.

Глупо, больно и сладко одновременно.

Я думала, что заиндевела изнутри? Ха!

Стоило увидеть Громова, как внутри закрутился такой водоворот из чувств, что перехватывало дыхание! Но оборотню об этом знать совсем не обязательно.

Эти секунды промедления служили мне короткой передышкой перед боем, который вот-вот состоится.

– Ты даже не посмотришь на меня? – спросил он, обдавая горячим дыханием мое ухо.

Вот и закончилась передышка. А я так и не научилась быть стервой, не заставила сердце забыть и болеть Даниилом не перестала.

Обернулась и открыто глянула на Громова, надеясь, что маска безразличия на моем лице не покрылась сеткой трещин.

– Аня-я, – выдохнул оборотень, перекатывая мое имя на языке, как самое изысканное лакомство.

Позвоночником пошла дрожь. Предательское тело тоже все помнило!

Громов изменился. Я сразу это заметила, моментально впитав в себя все его черты, едва глянула. И сердце дрогнуло! Милосердное женское сердце! Мало ему боли?

Мужчина осунулся, заметно похудел, его легкая щетина превратилась в бороду, словно бы оборотень не только стричься, но и бриться забывал. А есть и спать?