– Смерть им! Тащи его, Асвад! Смерть им!.. Да погибнут нечестивые, Всевышний любит богобоязненных!..

Женщина у подножия помоста продолжала голосить. Вокруг Тарега, Лайса и языковеда уже собралось порядочно народу. Из-за спины заорали:

– Камнями! Побейте нечестивых маловеров камнями!

И тут же захлебнулись криками и рыданиями другие женские голоса:

– Нет! Нет! Они не виноваты!

На помост втащили двоих совершенно одинаковых, пузатых и жалобно подвывающих ашшаритов.

– Старые знакомые… – ахнул Лайс.

Это были отцы семейства, которое пыталось искать спасения на западе. Видимо, соседи постарались, чтобы они ушли недалеко.

Мелко сеялся дождь, камни помоста лоснились свежей влагой. Двое вооруженных положили копья и вытянули из ножен джамбии. Одного из братьев поставили на колени и запрокинули голову. Толстый зиндж в кожаной безрукавке высоко поднял свой нож.

– Так его, Асвад!!!.. – восторженно заорала толпа.

Трясущемуся и мычащему человеку растянули рот изогнутыми рукоятями кинжалов. Зиндж запустил в рот ибн Фаруха толстые пальцы и вытащил длинный дрожащий розовый язык. И секанул блестящим изогнутым лезвием. Человек завалился на спину, жалко брыкнув грязными пятками. Зиндж тряс мягким, как тряпочка, обрубком языка, вокруг орали так, что не слышно было воплей несчастного.

– Замотай морду платком, Рами, – вдруг сказал бедуин. – Я смотрю, здешний шихна шутки шутить не любит, а третий столб – вон, пустой стоит.

– Ненадолго, – процедил Тарег.

Второго брата поволокли как раз туда. У подножия суетились невольники-зинджи, поднимали лестницы, прикапывали их в грязь, чтоб стояли устойчивей.

– Пошли, – обернулся к бедуину нерегиль.

– Куда? – покосился Лайс.

– К шихне. Ты хотел поручиться за друзей и свидетельствовать об их невиновности, нет?

Бедуин снова покосился и затеребил шнур икаля:

– Нуу…

– Что – ну?