Кованый крюк зацепился за борт машины, ноб полез на грузовик, скалясь и вопя. Боргар пристрелил его в упор и уронил пистолет с пустой батареей. Остался только нож. Мертвый орк так и не выпустил крюк и повис за бортом, как большой серо — зеленый мешок, стучась башкой о металл при каждом рывке машины. Но рядом уже лез другой, потрясая каменным топором.
"Я плохой командир" — подумал Боргар, пытаясь удержать нож в дрожащих пальцах и удивляясь, как легко складываются мысли, несмотря на звон в ушах и вату в голове. — "Из меня вышел плохой командир… Может и правильно, что сдохну вот так, в одиночестве и глупо".
Ноб наконец залез на борт, покачался на коротких тумбообразных ногах и с рычанием занес топор, скалясь улыбкой в полсотни зубов. А затем умер. Пулеметная очередь пришла откуда‑то сбоку и снизу, разметав череп и верхнюю часть торса орка в рваные ошметки.
* * *
— Ты живой?! — Хаукон потряс за плечо человека в плаще арбитра, которого объединенного усилиями стащили с крыши грузовика на моторный отсек командирской Химеры. У человека тряслась голова, из ушей текли струйки крови. Уве мимоходом отметил, что у предполагаемого арбитра странные глаза без ресниц и очень яркой радужкой, но почти сразу забыл об этом занимательном феномене. Парни Готала носились вдоль конвоя, вереща и расходуя боеприпасы самым шумным образом. Две Химеры шли по обеим сторонам вереницы машин, буквально расчищая обочину от вражеских нобов огнем пулеметов.
— Совсем плохой, — констатировал с мрачным неудовольствием комиссар и, прежде чем Холанн успел спросить, чем 'плох' арбитр, отвесил человеку в плаще две хороших, крепких затрещины. Тот дернул головой и наконец сфокусировал на Тамасе все еще мутный, но уже более — менее осмысленный взгляд.
— Живой? — повторил Хаукон, перекрикивая шум стрельбы. Пулеметы в исполнении Иркумова получились громкими и 'плюющимися', поскольку нормальный пламегаситель механик изобрести экспромтом банально не успел, да и подгонка деталей оставляла желать лучшего.
— Д — да, — проскрипел арбитр.
— Владимир Сименсен? — уточнил Тамас.
— Да, — повторил арбитр, уже достаточно четко.
— Мы пришли, — сообщил комиссар, не уточняя, кто именно, но контуженный понял и так.
— Слава Императору, — прохрипел арбитр, сплевывая розовую пузырящуюся слюну — верный признак сломанных ребер и отбитых легких. — Значит, вы нас все‑таки встретили… Не бросили… А мы боялись, что базу придется штурмовать.
— Не придется, — мрачно пообещал комиссар, крутя головой в черной фуражке.
Небо посветлело, а тьма поблекла, обретя приглушенный сероватый оттенок. Горизонт отметился четкой линией, словно прорисованной одновременно углем и алой краской. Рассвет подступил совсем близко.