За дверью было то, что он так боялся увидеть. Башня, до боли знакомая ему башня, которая теперь выглядела по-другому, чуждо. Наверное, именно такой она и должна быть в мире Фаал-Загура.

Измученный долгой дорогой и неизвестностью, Пресветлый закричал. Он кричал долго, изливая знакомым стенам отчаяние и боль, – так воет волк долгим осенним вечером, потеряв свою волчицу; так рыдает журавль, обнаруживший разоренное гнездо; так тоскует буйвол над трупом своего малыша.

Появились какие-то люди, говорившие на странной смеси ашэдгунского языка и нескольких хуминдарских наречий. Но потом они перешли на нормальный и стали уверять Талиг-хилла, что все в порядке. Пресветлого провели в комнату (его же комнату, только изменившуюся, как и все вокруг!). Там он лежал некоторое время; затем пришел сухощавый старик…

В этом месте в памяти правителя был провал, не желавший ничем заполняться. Следующий кусок воспоминаний оказался связан со странным голосом… но здесь у Талигхилла не было уверенности в том, что это ему не привиделось в бреду.

Даже если Боги говорили со мной – тем меньше у меня причин верить в них.

Решив для себя сей вопрос, правитель поднялся и стал ходить по комнате, размышляя. Пресветлому претило вынужденное бездействие, в котором они пребывали из-за его, Талигхилла, случайного обморока. Единственным выходом была бы атака хуминов, оказавшихся у Ханха, рядом с дверьми в тоннель. Несомненно, абсолютно безвыигрышный поступок, так как все преимущество сейчас на стороне противника. И все же… Надо бы с кем-то посоветоваться.

Со слов Тиелига он знал, что не далее как несколько часов назад уже проводил обсуждение нынешнего положения со своими военачальниками. Но поскольку тогда в теле правителя находился другой человек, Пресветлый не помнил ничего из сказанного и решенного им. Жрец, правда, вкратце пересказал. И все же…

Нам нельзя здесь оставаться. Нельзя!

Но боевой дух войск подорван. Ведь, по официальной версии, Талигхилл с отрядом задумал ночную вылазку именно затем, чтобы атаковать хуминов. И – отступил. Следовательно, всякая очередная попытка также обречена на неудачу.

Он горько усмехнулся.

Ну вот, ты же именно этого и хотел. Теперь твое честное имя не будет замарано – доволен? Все вышло шито-крыто, никто и не подозревает о том, что должно было произойти на самом деле. Судят за совершенные поступки и высказанные вслух мысли. Но ты вот лично знаешь, как планировал ту ночь, так что придется мучаться, дружище, придется – никуда ты от собственной совести не сбежишь!

Вот ты и сделал свой ход, старина. Неудачка! Кто-то переиграл тебя. Что теперь? Начать партию заново не получится, это – жизнь, не махтас.