– Обещаешь?

– Обещаю. Горец убрал чашу:

– Хорошо, тогда жди.

Пришли люди Ха-Кынга и осторожно уложили тысячника на носилки. Он терпеливо молчал, хотя каждое движение отдавалось в голове тупой болью.

Наконец его вынесли наружу, и процессия устремилась вниз по горной тропе, ведомая Ха-Кынгом. Завершал шествие ятру-врачеватель с кожаной сумкой на бедре, с которой он никогда не расставался – там лежали необходимые инструменты и лекарства.

Спуск занял больше времени, чем обычно. Горцы старались нести носилки так, чтобы лишний раз не потревожить больного, и Обхад был им за это благодарен.

В конце концов процессия все же оказалась у подножия утеса. Был поздний вечер, но горцы не зажигали огней, видимо хорошо ориентируясь в темноте. Тысячник приподнял голову, чтобы бросить прощальный взгляд на Коронованный.

В это время верхушка утеса взорвалась.

Выглядело это так, словно на небо плеснули огненной краской. Сверху посыпались камни и комки земли вперемешку с корнями деревьев, травой и кустарником. Но даже не камнепад сейчас был самым страшным.

– Что это?!. – прошептал Обхад. – Что это, демоны меня съешь?!

Над тем, что когда-то называлось верхушкой Коронованного, извивалось светящееся облако. Цвет его невозможно было определить; оттенки менялись с быстротой спиц в мчащейся повозке, одни краски всплывали к поверхности облака к зажигались, другие гасли и тонули в нем. Внезапно облако начало выстреливать во все стороны лучики-щупальца, которые с каждой секундой становились длиннее и толще. Страшный гул заполнил все вокруг, и Обхад закричал, хотя крика своего не услышал.

Сверху продолжали падать камни и клочья земли.

Горцы не выпустили носилок и побежали прочь от утеса, уже не заботясь об удобстве тысячника. И он был за это им благодарен.

/смещение – светящееся облако выстреливает щупальцем в тебя!/

– Что это?! – прокричал Талигхилл. – Что это такое?!

– Коронованный, – ответил за спиной господин Лумвэй. – Игрок выпустил Коронованного.

– Какой Игрок?

– Так звали когда-то давно Рафаал-Мона, – объяснил Хранитель. – До той поры, пока он не был объявлен незаконным Богом.

– Что за чушь!… – начал было Пресветлый и осекся.

– ВОТ, – сказала внизу худая фигурка и удовлетворенно потерла руки. – ЧТО ТЫ СКАЖЕШЬ ТЕПЕРЬ, ДЯДЮШКА? КАК ТЕБЕ МОЙ ИЗНАЧАЛЬНЫЙ ПРИЯТЕЛЬ?