– Ничего, ровным счетом ничего не зависит теперь от Богов, – пробормотал Ув-Дайгрэйс, глядя в темноту. Похоже, он даже не расслышал вопроса. – Ну вот, мы знатно повоевали, всколыхнув дырявую ткань реальности, а все равно последнее слово остается за людьми.

– Это хумины?! – срываясь на крик, снова спросил звонарь.

Бог Войны удивленно посмотрел на него:

– Нет. Не хумины.

/смещение – сломанный в бою клинок/

Когда Обхад опять пришел в себя, уже светало. Он лежал на носилках, брошенных на землю; вокруг валялись обломки камней. Руки и лоб оказались выпачканы в чем-то вязком. Пригляделся – кровь. Правда, ничего страшного, так – более-менее глубокие царапины.

Неподалеку горел костер. Почему-то тысячника не придвинули к теплу, и теперь Обхада колотила мелкая дрожь. Приподнявшись на локтях, он огляделся: никого. Только, затухая, слабеет оранжевое пламя.

Тысячник пополз к огню. С запозданием понял, что видит перед собой не обычный костер. Впрочем, какая разница? Погребальный так погребальный.

Он добрался наконец до пламени и лег, лицом вверх – смотреть в потихоньку светлеющее небо. Судя по всему, день обещал быть ясным, погожим.

Проснулись и застрекотали в траве кузнечики, зашуршала ящерка. Обхад лежал и ждал неизвестно кого и чего. А может, просто лежал. В последнее время ему редко удавалось поглядеть в небо. А вот в детстве любил. Жевал горьковатые травинки, наблюдал за птицами, отгадывал, каким зверем прикидывается облако. Мечтал. О долге, о чести, о подвиге. О глупости всякой. Жить вот только недавно научился, только недавно понял, что и долг, и честь – всего лишь неотъемлемая часть остальной жизни: без них – никак, но и с ними одними долго не протянешь.

Ветер переменился, в сторону тысячника потянуло едким дымом. Он привстал, чтобы отползти, и заметил идущих к нему людей.

– Ну что там? – спросил жадно, стоило им приблизиться. Ха-Кынг присел рядом:

– Прости, что оставили тебя. Но отца убило камнем, мы прощались; а потом необходима была наша помощь в Крина. Хумины отступили.

– А теперь рассказывай по порядку, – велел Обхад.

И все то время, пока его укладывали на носилки и несли к поселку, тысячник слушал.

…Когда хумины прорвались по подземным коридорам, большая часть защитников башен оттянулась к нижним ярусам. Но это был лишь отвлекающий маневр со стороны южан. На самом-то деле они готовились к штурму Северных снаружи. Чем и занялись, как только решили, что времени прошло достаточно и гарнизоны отвлеклись на нижние этажи.

По приставным лестницам им удалось проникнуть в Северные. Но в это время обе стороны увидели неизвестное войско, которое спешным порядком двигалось к ущелью с севера. Хумины раньше, ашэдгунцы – позднее поняли, что это пришла подмога из Гардгэна; Армахог сумел собрать войско и рискнул атаковать Крина вопреки прежним планам.