– Всего месяц назад мы сидели при свечах, и вот, пожалуйста. Никак не могу привыкнуть, всё думаю – не грезится ли мне? А на берегу Дуная в наших шалашах и свечей-то не было! У меня такое ощущение, что грюненсдорфцы из каменного века попали в век… Ну, скажем, в начало двадцатого. За короткий отрезок времени в техническом прогрессе сделан мощный рывок вперёд… Лейла, вы смотрите словно сквозь меня. Вы о чём-то замечтались? Или не согласны со мной?

– Что? Ах да! Нет, я полностью согласна с вами. Совсем недавно семигорцы тоже ведь по сути жили в каменном веке. Сейчас же у нас и телефон, и электричество! А как изменился уровень мышления, особенно молодёжи! С каким увлечением наша детвора, юноши и девушки изучают то, что преподают им в школе, с какой надеждой смотрят в будущее!

– Школьники из нашего посёлка тоже поглощают знания, как губка. Они упорно стараются подтянуться к своим сверстникам из Нью-Росса, и у многих это получается.

– Ещё бы не стараться, – сказал, вступая в разговор, Уиллис. – Они поняли, что без знаний нельзя получить ни электричество, ни другие общедоступные изобретения, которые были у предыдущей цивилизации и которые со временем должны вновь появиться у нас. Смотрю, герр Розенштайн чему-то заулыбался. Ну не молчите, коллега, поделитесь с нами своими мыслями.

– Я боюсь, вы поднимете меня на смех.

– Уверяю вас, этого не произойдёт, что бы вы ни сказали.

– Вы обещаете?

– Даю честное слово.

– Ну раз так… Вы никогда не задумывались над тем, кто мы такие?

– Как это кто? – переспросила Лейла. Она посмотрела на Уиллиса, и взгляд её слегка затуманился. – Мы люди, уцелевшие после катастрофы.

– Я не это имею в виду. Вот я австриец, и страна, в которой я жил, называлась Австрия. Во Франции жили французы, в Мексике – мексиканцы, в Австралии – австралийцы и так далее. А как именуемся мы все, вместе взятые – люди, живущие в трёх населённых пунктах, расположенных на побережье возле бухты Удобной?

– Да никак не именуемся, – сказала Лейла, периферическим зрением улавливая взгляд Уиллиса. – Мы просто живём, работаем, и всё.

– Очень плохо, что никак не именуемся и просто живём и работаем. У нас есть семигорцы, нью-россцы, грюненсдорфцы, а как единое целое мы оказываемся людьми без роду и племени.

– Уж не хотите ли вы, Франц, наши три деревушки обозначить как государство? – спросил Уиллис, изо всех сил стараясь придать себе серьёзный вид.

– А почему бы и нет?

– Не лопнем от натуги?

– Не смейтесь, сэр, я предупреждал вас. В Древней Греции каждая группка деревенек называла себя царством. Или республикой. Это объединяло и создавало лучшие условия для существования.