– Ну иду, иду, – недовольно проворчала женщина. – Не к добру эта тварь кричит, помяни моё слово, не к добру.

С этими словами она вышла из шалаша, нагнулась, подобрала валявшуюся у входа палку, распрямилась и подняла голову, пытаясь разглядеть птицу. Внезапно она замерла, затем рванулась, чтобы скрыться в чёрном проёме жилища, но не успела сделать и шагу, как Игорь зажал ей рот, обхватил другой рукой за талию, стиснув так, чтобы подавить всякое сопротивление, и потащил в лесную чащу. Связав Клаудию и воткнув ей в рот кляп, он вернулся в лагерь коммандос.

– Что новенького? – спросил он у Сергея, находившегося возле шалаша, в котором лежал Пауль.

– Всё старенькое. Слышишь, опять храпит.

– Придётся повторить фокус с филином. Отойди-ка за дерево, а то как бы твой старый приятель не начал стрелять по глупости.

Проухав несколько раз, Игорь тоже укрылся за ближайшим деревом.

– Это невозможно больше терпеть! – донеслось из шалаша. – У меня разламывается голова. Клаудиа, прогонишь ты её или нет?!

– Это не птица, Пауль! – подал голос Сергей. – Это мы, люди из поселения, которое вы осаждали. Все ваши у нас в плену, и Клаудиа тоже. Гюнтер тяжело ранен и дышит на ладан. Ты остался один, если не считать детей. Как ты, сдаёшься или будешь отстреливаться? Если сдаёшься, то выкидывай оружие и выползай сам.

В шалаше воцарилось молчание.

– Ну, как, Пауль, долго будем играть в молчанку?

– Я сдаюсь!

– Тогда делай, что тебе велено!

* * *

К середине ночи вся община Гросхауза, вместе с детьми, была препровождена в крепость. Гюнтера и Пауля доставили на носилках, которые Сергей и Фридрих смастерили на скорую руку.

Игорь выдернул обломок стрелы из тела Гюнтера, тот заскрипел зубами, но не издал ни стона.

– Крепкий мужичок, – проговорил Сергей.

– Воды, – прохрипел Гюнтер. – Дайте напиться.

– Пить ему нельзя, – сказал Игорь, зажимая рану главаря. – Марион, принеси что-нибудь перевязать его. Фридрих, кто из ваших умеет обращаться с ранеными?

– Патриция.

– Патриция, перевяжите его.