– Возможно. Есть мысли по поводу ошейника и как его снять, но надо попробовать. Добровольцы будут?
– Хоть десять. Народ только и ждет, когда дело с мертвой точки сдвинется. Что от нас надо?
– Доброволец. Попробуем определить природу сигнала и, если предположения наших технарей окажутся верны, то снять его и обезвредить.
– Будет вам доброволец. Когда надо?
– Да хоть сейчас, не сложно если.
– Не сложно. Пара бедолаг в квартале отсюда логово устроило. Вас туда не поведу, запах, да и датчики могут сработать. Подождете?
– Конечно.
Развернувшись, Басурман в три прыжка выбрался на улицу и на невероятной для человека скорости исчез за углом ближайшего дома.
– Километров сорок, не иначе, – прикинул на глаз капитан, наблюдая за исчезновением жруна. – По такому не то что попасть, прицелиться сложно. Куда это он так?
– Друзей приведет, – пояснил я капитану, не видевшему весь текст переписки. – Господин Маликов, готовы?
– Готов, – кивнул инженер, – вынесу сканер наружу и начнем.
– В помещении нельзя? – поморщился Тимур. – Улица, мало ли что приключиться может.
– Со жрунами? – удивился я.
– Да при чем тут жруны. – Капитан с сомнением посмотрел в распахнутые настежь двери автосалона. – Я о людях беспокоюсь. Человек – самый мерзкий зверь. Мало тебе, что ли, той войны поутру, что нам «доброжелатели» устроили?
– Тоже верно, – кивнул я, – но у нас броня и автоматы. Если и будет патруль, то вряд ли решатся нос сунуть. Оторвем ведь.
– Оторвем, – скептически хмыкнул Тимур, – как бы нам не оторвали. Они почему тогда отступили? Шутих твоих не ожидали, а они задели их, преизрядно задели. Потеря в живой силе плюс эффект неожиданности, готовый рецепт отступления, от греха подальше. Ведь не стали же дальше дожимать, предпочли уносить ноги.
– Трусы?
– Умные. Не факт, что они, а вот командир у них – голова. Обложили знатно, по всем правилам. Головы поднять не давали. Огневые позиции координировали, боеприпаса было вволю, чего не воевать?
– Что, кстати, по потерям? – решил уточнить я грустную статистику.
– Могло быть и больше, – пожал плечами Тимур. – У нас три «двухсотых», шесть «трехсотых».