А почте и неоткуда было взяться.

В принципе.

Случайное судно могло, конечно, явиться из тумана в виду мыса Кабара, но для того, чтобы на борту этого судна оказалось письмо для Серпа Ивановича Сказкина, или для меня, Тимофея Ивановича Лужина, младшего научного сотрудника СахКНИИ, действительно должно было случиться слишком многое: во-первых, кто-то на материке или на Сахалине заранее должен был знать, что именно это судно и именно в это время выйдет к берегам острова Итуруп, во-вторых, кто-то заранее должен был знать, что именно в это время Серп Иванович Сказкин, крабом приложив ладонь к невысокому морщинистому лбу, выйдет на плоский тихоокеанский берег залива Доброе Начало, и, наконец, в-третьих, такое письмо попросту должен был кто-нибудь написать!

«Не умножайте сущностей», – говорил Оккам.

И в самом деле.

Кто мог написать Сказкину?

Его пятнадцатилетний племяш Никисор?

Вряд ли!

Хитрый Никисор проводил лето в пионерлагере «Восток» под Тымовским.

Елена Ивановна бывшая Сказкина, а ныне Глушкова?

Вряд ли!

Скажи Елене Ивановне бывшей Сказкиной вслух: черкните, мол, Лена, своему бывшему мужу, нынешняя Глушкова без стеснения бы ответила: «Пусть этому гаду гидра морская пишет!»

На этих именах круг близких людей Серпа Ивановича замыкался, ну, а что касается меня, то на весь полевой сезон я всегда обрываю любую переписку.

Однако Серп Иванович Сказкин с реалиями обращался свободно. Каждое утро, независимо от погоды и настроения, он встречал меня одними и теми же словами:

– Почты нет!

Произносил он эти слова отрывисто и четко, как морскую команду, и я, еще ничего спросонья не сообразив, привычно лез рукой под раскладушку – искал сапог, припрятанный там заранее.

Но сегодня мой жест не испугал Сказкина.

Сегодня Сказкин не хихикнул довольно, не выскочил, хлопнув дверью, на потное от теплой росы крылечко. Более того, сегодня Сказкин не испугался сапога, он, Сказкин, даже не двинулся с места, и после секундного, но значительного молчания несколько растерянно повторил:

– Почты нет!

И добавил: