– Но…

– Знаешь, что? – не дослушал Дым. – Если б я так трясся за свою шкуру, то остался бы в подземке! Я иду с тобой. Точка! И давай уже закроем эту тему раз и навсегда.

– Ладно, здоровяк, – сдался Таран. – Ты хоть совершал раньше погружения?

– А то! Правда, без акваланга… Да ты помнишь мой заплыв на дамбе…

– Не самый полезный опыт, – ухмыльнулся сталкер. – Со снаряжением немного сложнее будет. Ну, да ничего. Дам тебе пару уроков.

Мигалыча новость о планируемой вылазке не обрадовала. Старик сухо кивнул и взял со сталкера слово соблюдать предельную осторожность, пообещав, в свою очередь, приглядывать за ребятней.

С тихим всплеском лодка отчалила от крыла экраноплана, сопровождаемая верткими телами тритонов. Еще немного, и силуэты сталкеров растворились в туманной пелене. Глеб оторвался от иллюминатора и замер в нерешительности. У отца хватило духу заглянуть за горизонт. А хватит ли храбрости у него самого?

– Мигалыч, Аврора, – позвал паренек. – Нам нужно серьезно поговорить.

Заинтригованная донельзя, девочка мигом очутилась рядом, в предвкушении секретов закусив губу. Старик подошел не спеша, шаркающей походкой уставшего от жизни человека, но скрыть заинтересованность ему все же не удалось.

– Мы тебя слушаем, Глебушка.

Мальчик колебался еще какое-то время, но все же совладал с эмоциями и твердо произнес:

– Мы должны лететь дальше. Сейчас же…

* * *

Шум прибоя… Плеск волн за бортом… Пробирающий до зубовного скрежета гул двигателей… Грохот катающихся по настилу пустых бочек… Невнятный, приглушенный расстоянием бубнеж за переборкой…

Сперва были только звуки. Затем, когда сознание принялось отчаянно искать выход из кромешной темени поглотившего его Ничто, сквозь пелену забытья проступила мозаика невнятных образов. Сначала – едва различимые на фоне царившего вокруг мрака серые тени. Постепенно обретая краски, они складывались в узнаваемые фигуры. Сменяясь с пугающей быстротой, те порождали ощущение нереальности происходящего, но неизменным оставался единственный кадр, слишком реалистичный, чтобы быть порождением скованного ужасом рассудка. Кадр, застрявший в памяти незадолго до того, как наступило забытье. Тот самый кадр, что раскаленным клеймом жег изнутри, порождая волны боли и всепоглощающего страха смерти.

«Я умираю? Или уже умер?»

Мохнатая бестия, проскочив в трюм отчалившего экраноплана вслед за Сунгатом, оказалась проворнее, чем ожидал закаленный в боях «степной пес». Издавая зловещее шуршание, муранча с ходу бросилась в атаку и, прежде чем лезвие ножа раскроило голову твари, острое жало успело впрыснуть яд под кожу человека.