– Но…

– Послушай. Я могла бы стать вдовой, и даже ребенка не было бы у меня, чтобы я могла утешить свой взор, наблюдая за тем, как он растет. А так – у меня будет возможность быть с любимым мужем, его дух будет оберегать меня, и у меня родится его сын. И твой сын тоже.

– Почему ты так уверена, что родится именно сын?

– Если я понесу, то будет сын. Женщины нашего рода рожают мальчиков. Девочек – очень редко. У меня четыре единоутробных брата.

– А если для Дориана не найдут пристанища? И даже если найдут – рядом с тобой будет чужой человек…

– Чужого не будет. Только лишь на то время, что понадобится мне, чтобы родить. Затем все можно устроить так, будто я умерла, принеся на свет сына короля, и я верну себе кристалл.

– Люди, вы сумасшедшие, – прошептал Гринер.

– А ты видишь еще какой-то выход? – Шезара склонила голову набок. – Я должна была плюнуть тебе в лицо, сорвать волшебный кристалл, растоптать его ногами и зарезаться?

– Что? Нет, конечно, нет! Просто я… – Гринер поднялся с кровати и опустился перед Шезарой на одно колено. – Моя королева. Я клянусь, что если не найдется никого, кто мог бы стать достойным Хранителем для Дориана, я снова возьму на себя эту ношу. Рядом с вами будет верный друг.

– Я ценю это. Ты очень… добрый, Гринер. – Шезара провела рукой по волосам юноши. – Давай примем ванну, а затем…

Что «затем», Гринер догадался. Он последовал за королевой в ванную комнату, ту самую, по арахандскому образцу. Она повернула ручку, в ванну начала набираться горячая вода. Затем она сняла с себя мужскую одежду, кинула в ванну душистую соль, лепестки роз из большой банки на постаменте, опустилась в воду. Юноша последовал ее примеру, вдыхая терпкий и одновременно сладкий пар, поднимающийся вокруг. Гринером овладело странное чувство… он ощущал душевный подъем, вызванный клятвой, и уверенность, что все происходит правильно; и вместе с тем, страх – вдруг что-то пойдет не так?

– Повернись, солнце небосвода моего, я разомну тебе плечи.

Спустя несколько минут Гринер расслабился. Он чуть откинулся назад, и почувствовал, как спины касаются маленькие крепкие груди королевы. Он повернул голову вбок, его губ коснулся поцелуй Шезары, шелковый, медовый и… Он оттолкнулся от всего вокруг, погружаясь все глубже, а сквозь него наверх ринулся свет, который был королем, Дорианом. Последнее, что увидел Гринер – была вспышка яркого, алого огня страсти, и она накрыла его собой… вернее, уже не его. Он потерялся в темноте.

Он стал ничем, а ничто стало им, Гринером. Время пропало, ощущения и даже мысли. Последняя, что была более-менее связной, растворилась в темноте – «Неужели Дориан все время чувствовал себя вот так?!» Сквозь темноту пришло сожаление, боль и вина. Наверное, так будет лучше… честнее. Мир ничего не потеряет, если его, Гринера, не станет. А Дориан будет с любимой женщиной… Да, так будет лучше…