А Старец будет вставать в ночи, желтыми глазами смотреть в стенку и вспоминать. Ему есть много что вспомнить. От первого пути в Аламут, с его зарезанным комендантом на плече, до того самого момента, когда он приказал бросить теплый комочек, завернутый в тряпье, со скалы вниз — туда же, куда кидали отбросы и трупы, в вечную верную могилу.

Говорили еще, что это — будущая Царевна; что, как только она дойдет до последней Ступени, кончится век Старца, и начнется его Закат; что она родит — и родит не воина, а девочку, которая станет править миром, а не только Персией, и будет делать это во сто крат лучше, чем сам Старец.

Но никто точно не знал, что произойдет. Не знал и Старец, пытаясь доискаться, где она прячется, и выяснить, кто она. Тут или в городе? Не один десяток молодых женщин с маленькими детьми задушили его верные слуги на улицах Казвина, Кереджа, Такестана и Зенджана. Девочкам-младенцам тут же разбивали черепа об камни мостовой, а если попадались мальчики, то им просто вспарывали розовенькое брюшко.

Но проклятая мстительница все поднималась и поднималась и вела свой счет фидаинам, обнаруживаемым утром с такими же раскроенными черепами на валунах внизу, где рокотал чистый горный поток.

Она все шла. И для фидаинов, передвигавшихся в бесшумных и легких, из самой дорогой кожи, сапогах, было великим страхом обнаружить поутру на лестнице, у своей площадки, узкий след босой женской ступни.

Всего этого не знала парочка, которая сейчас стояла и целовалась на площадке лестницы, тоже длинной, словно бесконечной, но всего лишь ведущей с первого этажа на шестнадцатый. И стояли они тут, потому что мало кто из жителей этого дома пользовался таким отжившим рудиментом архитектуры, как лестница, предпочитая ей бесшумный зеркальный лифт. Он теребил ее и, уже почти расстегнув на ней кофточку, хватал руками потную, скользящую грудь, когда появилась Эта.

Она шла вверх, бесшумно ступая по лестнице, и следы от ее мокрых ног — видимо, этажом ниже наступила в пролитое ими пиво — были так же узки, как кинжалы. Она была нага!

Парочка замерла в ужасе, уставясь на ее тощую грудь, узкие бедра, растрепанные волосы. А потом, добравшись взглядом до ее лица, они увидели эти набрякшие, закрытые глаза — она шла вслепую! Они вскрикнули в обоюдном ужасе и бросились вниз: сначала вжались в стену, а потом, за ее худыми ягодицами, посыпались с площадки вниз, ломая каблуки, сдирая руки о перила, перепуганные неожиданным зрелищем.

Она шла дальше.

Андрей проснулся от толчка. Сначала показалось, что Юлька толкнула его во сне бедром, но когда он разомкнул веки, не было рядом бедра, не было девушки — только пустота. Он лежал один в комнате, пухлый, неповоротливый, а на тумбочке поблескивало его второе «Я», без которого он не мог, казалось, сделать и шагу, — очки с толстыми, искажающими очертания глаз стеклами.