В номере парижского отеля «Ritz» сладко пахло гашишем от смеси Arabian Bloore, с добавлением вишни. Этот сорт доставляли из Саудовской Аравии исключительно арабы, и ценился он поэтому дороже, чем ямайские или доминиканские смеси. Впрочем в отель «Ritz» редко заглядывали полицейские из отдела по борьбе с наркотиками, а поэтому обитателям номера можно было, не опасаясь ничего, курить свой кальян. Этот номер выходил окнами на Вандомскую площадь, с торчащим посреди гордым фаллосом Колонны, увенчанной знаком французских побед. Сейчас по комнате люкса, устланной текинским коллекционным ковром, расхаживал сухопарый смуглый человек в хорошем, сшитом на заказ костюме и начищенных остроносых штиблетах. В манжетах его были видны запонки с бриллиантами примерно в четыре карата каждый. Галстук человека, красно-зеленый, был небрежно брошен на журнальный столик из баобаба.

А на ковре, перед большим бронзовым кальяном, расположилась довольно пышная женщина. Она сидела в халате на голое тело, полураспахнутом и поэтому открывавшем ее слишком полную, а потому бесформенную и рыхлую грудь. Она скрестила ноги, сцепив их толстыми пятками, и сладострастно вдыхала дым кальяна; иногда раздавалось журчащее бульканье в сосуде, наполненном розоватой влагой.

— Как мило, что Хасан не оставил инициированных потомков, а, Робер? — говорила женщина резким и в то же время вкрадчивым голосом. — Чертовски недальновидно! Ну, еще бы, он всех убил. Моххамеда зарезал за нарушение закона… за прелюбодеяние, не так ли?

— С такой же жирной свиньей, как и ты! — холодно заметил человек в остроносых туфлях, продолжая шагать по периметру зала. Руки его, смуглые, с синеватыми ногтями, как у всех коренных ливанцев, были сцеплены за спиной.

Но женщина не обратила внимание на яд его слов. Это при других она могла называть его почтительно «Мой господин!», целовать пальцы с перстнями, а сейчас могла и расслабиться. Она продолжала втягивать в себя дым кальяна, раскачиваясь своим крепким, ширококостым телом, как будто медитируя.

— Да, это он все-таки сделал зря. А дочку, которая у него родилась, его первая жена сбросила со Скалы. И верно, зачем Старцу девочки? А потом было поздно, очень поздно. Шайх аль-Джабаль, Рашид ад-Дин ас-Синан, кто еще? Их было восемь, после него. Тогда уже было не до инициирования. Ай-ай, плохо дело. Надо было обороняться. И все, что он нам оставил, — Невесты. Да, Робер? А мы режем их, как свиней.

Робер-Антуан Вуаве расхаживал по номеру. Он никогда не курил и очень редко пил, предпочитая сухое белое вино, и поэтому сейчас сосал только мятные леденцы, запас которых всегда держал в платиновой коробочке в кармане.