Светлый фон

Джоми оправят далеко от этой несчастной луны, на самую Землю. Он мельком подумал о Гретхи, но, как и предупреждал ему голос, теперь эти желания казались не имеющими совершенно никакого значения.

 

Издавая стоны и потирая голову, Гримм приковылял туда, где распростёрся на земле БАШКа, но тут уже ничего нельзя было поделать: череп Громожбана целиком, включая прибитые боевые награды, исчез. Карлик похлопал рухнувшего великана по плечу и сказал только:

— Ха!

Над ним нависла силовая броня цвета жёлчи. Командор Хакард собственной персоной стоял над огрином.

— Я видел, как он шёл в атаку, — произнёс внешний передатчик Хакарда. — Кажется, все недолюди целы, более или менее, кроме их сержанта. Его отвага… делает честь даже Приносящим Бедствия.

Космический десантник тяжеловесно отсалютовал.

«А как насчёт меня? — подумал Гримм. — Меня же чуть не разорвало на куски!»

Но он не сказал ничего. Ведь это Громожбан погиб.

Нагнувшись, при содействии сквата, Хакард взвалил труп огрина на руки.

Гримм смотрел в небеса цвета индиго, а звёзды слепо пялились на него в ответ. Портал уже давно исчез, хотя дрожь, видимо, ещё корёжила ночной воздух, искажая небосвод. Или это просто влага у него в глазах?

Чарльз Стросс МОНАСТЫРЬ СМЕРТИ

Чарльз Стросс

МОНАСТЫРЬ СМЕРТИ

Тензиг не понимал, что происходит, пока не увидел книгу в склепе под библиотекой, которая немного прояснила ситуацию. Но и это не показало полную картину.

Он уже несколько часов сгорбившись сидел перед блёклым экраном, когда мастер запретных искусств покинул свою кафедру и тронул его за плечо кончиками пальцев. Тензиг повернулся в кресле и вопросительно посмотрел на него. Мастер поманил его, и Тензиг заставил себя встать на ноги. Казалось, мир кружится вокруг его усталой головы, когда он следовал за мастером из тишины скрипториума в гулкую яркость пятиугольника. Необходимости молчать больше не было, но губы до сих пор были слишком сухи, чтобы говорить.

— Почему? — прохрипел Тензиг.

Мастер не ответил, а лишь одарил его загадочным взглядом и продолжил свой путь.

— Белый шум, — сказал он, а под его ногами хрустел гравий.

День был сухим и мягким, облака над головой превращали сияние звёзд в блистающий свет, который смывал все тени и казался жидким.