Рундельштотт не успел среагировать, я отрезал твердо:

– Нельзя! Я ученик чародея, и то пару раз чуть без руки не остался. Там такие защитные заклинания, мастер уже сам их подзабыл, но если сплоховать, не только руку потеряешь…

Фицрой даже отступил на шаг.

– Нет уж, я в ваше логово ни ногой.

Я сказал строго:

– Фицрой, разве можно такое в присутствии принцессы? Как тебе не стыдно? Извинись немедленно!

Он оглянулся на принцессу в великом испуге.

– Да-да, конечно! Ваше высочество, простите меня великодушно…

– Прощаю, – ответила она милостиво и полюбопытствовала: – А за что?

Он повернулся ко мне.

– А за что?

– Не знаю, – ответил я. – Так, на всякий случай. Я же знаю, обязательно схамишь.

Фицрой сказал сердито:

– Принцесса, не слушайте его! Он мне жутко завидует и потому всячески порочит мою безупречную репутацию всякими инсвинуациями. Потому что инсвинист, каких поискать!

– Уходим, – велел я.

– Побудь минутку с ее высочеством, – попросил он.

Я сказал принцессе:

– Ваше высочество, не смотрите в ту сторону, там сейчас Фицрой осуществляет освященный веками традиционный акт воинов… В смысле, отдает последние почести павшим, освобождая их карманы и сумки от лишнего, чтобы им было легче идти в блаженный потусторонний мир.

Она серьезно смотрела снизу вверх мне в лицо, чистая, как рыбка, глаза большие и доверчивые, ответила послушно:

– Да, глерд Юджин… Как скажете, глерд Юджин… Я знаю, мужчин нужно слушаться…