Фицрой проговорил за спиной тихонько:

– Здорово… Такое в порту запомнят.

– В порту? – спросил Ваддингтон. – Такое запомнит и его величество король Ваннель Гиллеспай.

– А особенно Хамильгерн, – сказал Фицрой кровожадно. – Ишь, красивый захват совершил, обещал сгноить нас в тюрьме! Или в каменоломнях. Да и все те сволочи, что самовольно приняли решение о захвате корабля…

За его спиной довольно всхрюкивали счастливые матросы, поднимали сжатые кулаки, орали и выкрикивали оскорбления, хотя на берегу, понятно, не слышат.

Я выпрямился, опираясь на винтовку.

– Все видели?.. Мы в самом деле можем давать сдачи. Вы сделали верно, поклявшись мне в верности. Мы совершим великие дела! А кроме того, каждый из вас вернется домой богатым человеком.

Ваддингтон подошел, глаза горят восторгом, лихо отдал честь.

– Командир… я переговорил с теми, кто прибился к нам. На мой взгляд… впрочем, вам лучше взглянуть самому.

Он крикнул повелительно, из задних рядов вышли четверо мужчин. Поглядывают опасливо, все крепкие и мускулистые, лица растерянно-злые, на меня смотрят со страхом и восторгом.

Я поинтересовался медленно:

– Почему побежали с нами, а не со своими?

Они неотрывно смотрят на меня, словно не поняли, а один сказал гулким сильным голосом:

– Там нет наших.

– А кто?

– Ворье, – ответил он пренебрежительно. – А мы из племени моуранов. Пригнали скот на продажу, а нас обвинили в каких-то нарушениях и бросили в тюрьму.

– Но все-таки там гарнцы, – напомнил я. – А мы издалека.

– В городе все равно всех схватят, – сказал он пренебрежительно. – А за побег наказание суровое.

– Потому безопаснее с нами?

Он сказал с уважением: