Ответ мог крыться в чистой психологии, мол, события минувших дней, безусловно страшные, судя по найденным скелетам чудовищ, сделали город чем-то вроде табу. Запрещенным местом. Запросто. Но могла быть и другая причина, куда более рациональная. И от мысли о ней у меня мурашки по спине поползли. Крупные такие, размером с фасолину. Что если для борьбы с сухопутными биотехами было применено нечто такое, что сделало жизнь в городе невозможной для людей? Может не на совсем, то очень на долго. И, сверившись не только с логикой, но и собственными ощущениями, я понял, что именно так оно и было. Все говорило за это — и отсутствие следов в городе, и обитатели, живущие за его пределами, и, тем более, ватная тишина на острове, так поразившая нас в первый момент. Уж птицы тут точно должны были жить, но их не было.
До меня начало доходить, что события, происходившие на острове тридцать лет назад, были куда драматичнее и трагичнее, чем могло показаться поначалу. И Крысолов, и оставшиеся с ним дети, и факт существования двух противоборствующих группировок, все это могло оказаться звеньями единой цепи, доступной моему теперешнему восприятию лишь частично.
С одной стороны, что мне дела до чужих судеб? Но интуиция, никогда не подводившая меня, не уставала твердить, что дело касается не только и не столько чужих судеб, сколько моей собственной. Слишком много проскакивало едва уловимых связей между этим островом и островом моего детства, с которого мы бежали на «Принцессе Регине», сознательно поменяв одну смертельную опасность на другую. Поменяв грозную разрушительную силу стихии на столь же грозную и не менее разрушительную силу, сотворенную человеческими руками. И теперь я был уверен, что знакомство с Крысоловом может не только расставить по местам все ответы на все вопросы, но и оказать неизгладимое влияние на мою дальнейшую жизнь. А если так, то это и будет настоящий реванш.
Глава 7. Гаммильнский крысолов
Когда мы приблизились к окраине города, я заметил, что дальше ведет грунтовая дорога. Она была достаточно укатанной и не такой заросшей, как могла быть. Это говорило о том, что по ней, хоть и не очень часто, но ездили. Это объясняло такую ухоженность грунта вокруг ангаров. Люди приезжали, пропалывали траву, после чего уезжали обратно. И вот это мне не очень понравилось. Рациональней было бы оставить у ангаров некий контингент, раз уж уход за этим местом имел столь большое значение. Или применить хотя бы вахтенный метод. Но ничего такого сделано не было. И лишь одна причина могла это объяснить — длительное проживание людей в городе для них было нежелательным или даже смертельно опасным. Это означало, что тут применили против биотехов нечто такое, что сохранило губительную силу и через тридцать лет.