Там мы кондуктора и поместили. И криков слышно меньше, и подвал — это всегда подвал. Подвалов люди боятся на каком-то инстинктивном уровне. Не всех и не всегда, разумеется, но когда прикован наручниками к трубе отопления, тебе и без того не по себе, а темнота и сырость добивают окончательно.

— Не шумел клиент? — спросил я, пока Иван убирал загораживавший дыру в подвале лист.

— Нет, таблетки отличные.

Таблетки я выдал помощнику из собственной аптечки. Приобретал успокоительное для особо буйных клиентов, но не использовал ни разу, а теперь вот пригодились.

Я посмотрел на часы.

— Когда последний раз давал?

— Три часа назад.

— Нормально, уже отходить должен.

Иван включил фонарь, но я сразу его забрал и попросил:

— Карауль.

В подвал мы спустились вдвоем с Гордеевым. Николай сразу проверил, надежно ли прикован пленник к трубе, потом отошел ко входной двери и прислонился к ней плечом.

Я с сомнением посмотрел на соседа и обреченно вздохнул. Скрыть от него информацию о своем таинственном поставщике не представлялось возможным, а настаивать на разговоре тет-а-тет мне и в голову не пришло. Все сейчас в одной лодке, все рискуем одинаково. Жизнями своими рискуем, не чем-нибудь.

Я положил фонарь так, чтобы он светил прямо на Фомина, и спросил:

— Ну что, Игорь, допрыгался?

Кондуктор вздрогнул. Узнал, значит.

— Вы пожалеете! — ожидаемо заявил Игорь, закрываясь от фонаря свободной ладонью. — Я работаю на людей, с которыми даже контрразведка не связывается!

— На Жилина, что ли? — с некоторой даже ленцой поинтересовался Гордеев.

— Нет! — вскинулся Фомин. — Особисты промзоны от вас мокрого места не оставят!

— Не оставят, — кивнул я, — но, Игорь, сам посуди — каковы шансы, что они отыщут нас здесь, прежде чем мы вывернем тебя наизнанку?

Кондуктор оглядел заплесневелые стены, ржавые трубы и сырой пол — и невольно поежился. Но присутствия духа не потерял.