– Твою жену и ребенка.

Как и большинство домов в трущобах Каритасаля, бордель, где жила Мимара, был закрыт от внешнего мира и открыт внутри. Два наемных верзилы охраняли вход, украшенный орнаментом из молний. Каждой глотке нужны клыки. Но, только миновав их, человек оказывался в пространстве, где все приглашало. Золотая краска. Яркие гобелены с картинами битв, которые случались или не случались. Ладан и загадочные напитки. Внутренние дворики с садом, залитые солнечным светом. Девицы, лежащие на вышитых диванах в гостиной, которые болтали и смеялись низкими, бесстыдными голосами…

Их глаза рыскали туда-сюда, словно подсчитывали детей с голой грудью…

Комнаты с кроватями располагались вдоль восточной стены, согласно традиции и на удачу. Несмотря на высокую цену, выбирали Мимару. Ее всегда выбирали. Ведя клиента за палец, она слышала из-за дверей ворчание, завывание и кряхтенье, а порой крики и всхлипывания. Какое-то оцепенение охватывало ее, словно придавливала стена, расплющивая, как тень. И она пряталась от развратных глаз, даже когда появлялась раздетой перед публикой.

Очень похоже на кирри, думала она, вспоминая это чувство, глядя на улыбку Галиана, нависшего над ней.

Пожалуй, легче… умереть.

Старый колдун не стал убегать. Вместо этого он погнался за Нелюдем, бормоча заклинания и спотыкаясь на каждом шагу. Нелюдь уносил Суриллический Знак с собой, освещая опустошенную Гробницу.

Великий Раку не отступал, а просто наблюдал за ними невидящими глазами.

– Ваттит! – проревел Нелюдь.

Холод обжег колдуна, ибо Ваттит было именем из глубокого прошлого, из первых дней Войны, когда люди были рабами или вредителями. Ваттит Ужасный. Черный с золотом…

Отец Драконов.

Раку во всем своем гнилом великолепии возвышался над ними, грациозно изогнув лебединую шею, низко опустив громадную голову. Слепящее пламя вырвалось из щеристой пасти.

Треснули камни. Золото оплавилось. Такого Акхеймиону и не снилось. Все пропало кругом, залитое слепящим белым светом, ревом и искрами. Внешние Чары Акхеймиона просто сдуло. Внутренние прогнулись, затрещали, как раскаленные нити.

– Клирик! – позвал он, чувствуя, как язык пламени лижет его руку и щеку.

Медлить было нельзя. Моргая, он ступил в кромешную тьму, где мерцал Суриллический Знак Нелюдя.

Все залил слепящий свет.

Бушевали мехи в исполинской печи, и второй удар золотистого пламени метнулся к его ногам. Гром прокатился по трескающимся камням. Огонь окрасил потолок и высокие колонны пульсирующим рыжевато-желтым светом. Выкрикнув новое заклинание, Акхеймион забрался в проем рухнувшей двери, шагнул по фальшивому потолку парадной залы во тьму.