Метки дворца были произведением искусства, и притом весьма эффективным. Лиша чувствовала мощь символов, обводя взглядом невидимые линии силы.

– Прошу за мной, – сказал принц Тамос Меченому, когда карета остановилась у входа.

Лиша, хмурясь, вошла вместе с остальными. Неужели ее вовсе не станут слушать во время аудиенции? Меченый не раз отказывался нести ответственность за Лощину, как Марик – за райзонских беженцев. Можно ли надеяться, что нужды города окажутся для него важнее собственных?

Сводчатый потолок приемной терялся в вышине. В огромном зале не было ни единого просителя. Принц повел их прочь от главного тронного зала по застеленным пышными коврами коридорам. Стены были увешаны гобеленами и картинами. Они вошли в приемную с бархатными диванами и горящим камином с мраморной доской.

– Подождите здесь, пока герцог не освободится, – сказал Тамос Меченому. – Слуги подадут еду и напитки.

– Спасибо, – поблагодарил Меченый, когда вошел лакей с подносом напитков и маленьких бутербродов. За дверью стояли навытяжку два «деревянных солдата» с копьями наготове.

Время тянулось. Рожер заскучал и принялся жонглировать пустыми чайными чашками.

– Как вы думаете, долго Райнбек будет нас мариновать? – спросил он, отбивая ногами ритм. Из-за искалеченной руки он не мог жонглировать, стоя на месте.

– Достаточно долго, чтобы показать, кто здесь главный, – ответил Меченый. – Герцоги всегда заставляют ждать. Чем важнее гости, тем дольше им приходится пересчитывать нитки в ковре. Это утомительная игра, но если Райнбеку так спокойнее, пусть себе тешится.

– Надо было взять с собой вышивку, – посетовала Лиша.

– У меня множество незаконченных вышивок, дорогая, – произнес голос позади. – Я всегда любила начинать узоры, но не доводить работу до конца.

Лиша обернулась и увидела в дверях министра Джансона. На его руку опиралась пожилая дама лет семидесяти.

Рожер вздрогнул и уронил чашку. Лиша поморщилась. К счастью, чашка упала на толстый ковер и не разбилась.

Женщина смерила Рожера взглядом, достойным Элоны:

– Похоже, Аррик так и не научил тебя манерам.

Лицо Рожера запылало ярче его шевелюры.

Женщина была миниатюрной даже для уроженки Энджирса, едва ли пяти футов ростом от белого красийского кружева на подоле широкого платья из зеленого бархата до лакированной деревянной короны на тщательно заколотых седых волосах. Зубцы короны были оправлены в золото и украшены драгоценными камнями. Женщина была худой, как тростинка, и слегка горбилась, опираясь на руку первого министра. Скрюченные пальцы обтягивала сморщенная полупрозрачная кожа. Шею украшала бархотка с изумрудом размером с кулак младенца.