Моне не один год водил караваны в пустыне, многое повидал и накопил опыта не только крутить быкам хвосты. В таких пустынных местах многое решала добрая воля, умение ладить и с теми и с другими. Кто может поручиться, что этот молодой человек выдающий себя за семнанца, не соглядатай разбойников. Лицом чёрен, кудряв, нос крючком, вовсе не похож на семнанца. Как известно на перегоне Рахин—Семнан пасётся до десятка банд. В тоже время Моне не мог просто так без причины отказать в помощи. Кто знает, возможно, уже завтра придётся точно также умолять о защите или глотке воды. Приняв решение, спросил уклончиво.

— Видно неотложные нужды понудили вас, наватаро, путешествовать в одиночку в такое неспокойное время?

— Скорее безрассудство моего приора, пожелавшего узнать состояние дел в приходах Араса и Рахина. К сожалению, нетерпимость людей выросла до самых высших пределов. В Apace чернь разгромила храм Асмаила и убила многих последователей. Мой приор священный Вехт послал узнать — какую помощь община Семнана может оказать братьям в Apace.

Караванщик покачал головой.

— Арасцы совсем стыд потеряли. Если позволят боги, мы отплатим той же монетой… Присоединяйтесь, уважаемый Грай, или я должен сказать священный?

— Что вы, наватаро, я не достоин такого звания, уважаемый Моне, просто брат Грай…

Коэн, передав пять золотых монет караванщику, развернул колесницу и занял свободное место, в разрыве медленно плетущихся упряжек быков.

* * *

Ожидать появления погони пришлось около получаса. В хвосте колонны появилась упряжка карих лошадей и мимо, вытянувшихся в колонну повозок, грохоча колёсами и подымая облако пыли, пронеслась колесница. Коэн ещё надеялся, что пронесёт, и это случайная колесница какого–нибудь посыльного, но пойманный на себе яростный взгляд единственного возницы, рассеял заблуждения. Человек, закутанный с ног до головы в серый от пыли плащ, не производил впечатление какого–то особо выдающегося воина, и Коэн даже ободрился. Во всяком случае, их с возницей двое…

Колесница перегородила путь каравана и охрана, хватая копья и луки, поспешила в голову колонны к месту разворачивающихся событий. Коэн счёл за лучшее до времени не дёргаться, но перепалка между колесничим и караванщиками затянулась, и ему поневоле пришлось вмешаться. Кто может знать какие гадости о нём говорит риналец и как среагируют безмозглые дикари. Ну а о смертных грехах, мог представить.

Коэн проследовал в голову колонны, понужая лошадей идти рысью, остановился рядом с Моне Гаят, и высказал всё, о чем думает. Старший караванщик повёл себя в начале перепалки нейтрально, давая понять чужаку, что с ним не собираются считаться, но когда тот стал угрожать, караванщики явно испугались. Они не особо боялись одинокого колесничего, но вред от именно этого воина мог стать слишком серьёзен. Моне с неприкрытым упрёком высказался в адрес Коэна.