«Жаль, — подумал Милов, — если бы не вонь и запустение, если бы то хозяйство оставалось здесь, насколько все оказалось бы легче, проще, результативнее… Но думать об этом означало — мечтать о несбыточном».

Еще скоба открылась внизу, и еще одна… Руки успели основательно устать, но еще хуже приходилось ногам — и той, которая в основном принимала на себя тяжесть его тела и сумки, и второй, болевшей все более бесстыдно. Но все же когда-то дорога эта должна была кончиться; надежда на ее благополучное завершение оставалась сейчас единственным, что еще позволяло Милову владеть собой.

И наконец в каком-то из будущих столетий он увидел внизу вместо очередной железной загогулины серое в свете фонарика дно. Не удержавшись — на последней скобе нога проскользнула — он не то неудачно спрыгнул, не то просто упал; но, к счастью, падать было уже, по сути дела, некуда.

3

3

(69 часов до)

Серые стены окружали его, под ногами был серый пол — все было серым, потому что единственным, что попадало сюда во все последние годы, была пыль; веселая жизнь пошла, — устало подумал он, медленно обводя световым конусом помещение, во владение которым вступил. Вступил, потому что не было никого, кто захотел бы оспаривать у него это право.

Или все-таки был некто?

Милов резко повернулся, потому что в помещении явственно прозвучал пусть и негромкий, но несомненно посторонний звук. И донесся он не сверху (что было бы неприятно, но естественно), а раздался здесь, внизу, почти рядом, за спиной.

Забыв на мгновение о вышедшей из-под контроля ноге, Милов привычно метнулся в сторону, рука скользнула под куртку — туда, где сейчас ничего не было. Нога тут же отомстила, но он только зашипел от боли — не до ноги сейчас было. Звук повторился, а луч света выявил, наконец, и его источник.

На дне шахты, чуть в стороне от трапа-, на полу валялось какое-то тряпье — похоже, обтирочные концы, сохранившиеся с давних времен. А на этом тряпье лежал кто-то, отвернувший лицо от яркого света. Он простонал еще раз, приглушенно и коротко.

Милов стоял неподвижно, наблюдая — не начнет ли лежащий медленно менять позу, готовясь к прыжку: из такого положения, как сейчас, не то, что прыгнуть, но и быстро встать было просто невозможно.

«Впрочем, — подумал Милов тут же, — если бы лежащий тут человек замышлял что-то подобное, ему с лихвой хватило бы времени, чтобы приготовиться — того времени, пока я, скоба за скобой, одолевал спуск, любезно освещая себя собственным фонариком. Человек этого не сделал — значит… Хотя, скорее, не человек — технет. Откуда здесь взяться человеку? Только из команды».