Антоха для виду поворчал немного (да и то, чтобы гости не увидели и не обиделись ненароком) и дал добро на «слегка расслабиться» для всех, кроме дежурной смены. Понятно, что не как тот Штирлиц из анекдота – мордой в салат, но и не ставшие давно притчей во языцех «сто грамм наркомовских». Короче, употреблял каждый в меру желания и способностей, благо (спасибо Сергею и товарищам его) было и что в рюмку плеснуть, и чем закусить это дело. Сразу видно служивого человека. С пониманием парень. Знает, что простава – это не просто пьянка, а в какой-то мере – высокое искусство. Бравенько сидим, артельно! С шутками-прибаутками, тостами и анекдотами. Особой популярностью пользуется раз, наверное, уже в шестой исполняемая на бис Вальмонтом история про «ментов – козлов». Актерским даром Женёк не обделен, и пересказанная им в лицах сценка каждый раз вызывает громовой хохот подвыпивших уже парней.

Вот разве что настрой самого Крамцова мне как-то не сильно нравится. Нет, не подумайте плохо: отличный парень, в общении легкий, без лишних понтов, но… Гляжу я на него, и такое ощущение, что гнетет его что-то. Давит со страшной силой. Все мы, выжившие, пережили за этот месяц такого, что не в каждом ночном кошмаре привидится, но у Сергея, как мне кажется – случай особый. Он, конечно, бодрится, но груз у парня на сердце не просто немалый, скорее – чудовищный. Что ж с ним такое приключиться могло? Впрочем, не мое это дело – в чужих тайнах ворошиться. «Каждому достанет своей заботы», так, вроде, в одной старой книге написано? Крамцов производит впечатление крепкого парня, думаю – сдюжит, справится.

Ближе к полуночи, когда в не особенно просторном зале становится душновато, выхожу на крышу, к пулеметному гнезду – свежим воздухом подышать.

Темная, без единого пятнышка света, громада мертвой Москвы вызывает тоску. Именно тоску, жалость. В первый день – я отлично помню это ощущение – город просто фонтанировал ужасом, болью и диким, животным страхом смерти. Было в этом что-то настолько жуткое, почти мистическое, что волосы под шлемом шевелились и сердце сбоило. Агония многомиллионного города. От созерцания подобного и поседеть недолго. Теперь же Москва умерла окончательно. И ее «труп» страха больше не вызывает. Только жалость, горечь и сожаление. Был огромный город – и вышел весь. Как вышла вся наша прошлая жизнь. Но не вышли мы сами. Мы, люди, все еще живы. Нам нанесли страшной силы удар, нас почти смяли и раздавили. Но мы не сломались, мы выжили и будем жить дальше.

Внизу, наискосок через улицу, от памятника Маяковскому куда-то в сторону Театра сатиры, неспешно култыхает по своим непонятным нам делам одинокий мертвец. Весь какой-то оборванный и покрытый коркой давно засохшей грязи. И вот это – новая вершина пищевой пирамиды? Да ну в баню! Вы шутите?! Вот это жалкое, хоть и опасное, чучело?! Ой, да ладно вам! Не дождетесь, «дорогие мои мертвяки». Может, и были вы когда-то людьми; хорошими ли, плохими – уже не важно. Но сейчас вы – просто ходячие трупы, пусть и смертоносные, но нелепые пародии на людей. А я – человек. И фиг я вам свое место на земле уступлю. Я тут жить буду. Долго и счастливо. Женьку замуж позову, а Грушина посаженым отцом на свадьбу приглашу. И пусть только попробует отказаться! У меня тут будет свой дом, тут мои дети и внуки расти и взрослеть будут. Это – моя земля!