Возле метро «Смоленская» Анюта поймала «зеленую волну», и до Садово-Каретной они ехали без остановок, хотя и небыстро — автомобилей летом в Москве становилось все больше, и даже утром можно было попасть в пробку.

— Она на Селезневке живет, я у нее была недавно, ну, когда она нам картину с утками отдала. Там такие старенькие домики. Отец ей предлагал квартиру в престижном районе купить, так она ни в какую. Помру, говорит, здесь. Меня, говорит, память о своем доме все годы поддерживала, — Анюта вздохнула. — Жалко ее. Арестовали перед началом войны, наверное, тогда она и сошла с ума. И всю жизнь жила под надзором врачей. Только перед самой перестройкой ее выпустили. Живет она одиноко, тихо… Куда прешь, козел? — крикнула Анюта так неожиданно, что Корсаков вздрогнул. — Не, ты глянь, как ездят! Да, о чем это я? А-а-а… вот, и живет бабуля одиноко и тихо.

Свернули на Краснопролетарскую улицу. Когда-то Корсаков жил неподалеку отсюда. После развода он оставил квартиру жене и перебрался на Арбат. Недели две назад Ирина звонила. После того как Игорь отдал ей деньги, вырученные с продажи двухсотлетнего коньяка, они с дочкой сняли на лето домик в поселке Новый Свет под Судаком, где Игорь с женой один раз отдыхал.

— Итак, бабуля — божий одуванчик. Живет тихо, спокойно, собралась на тот свет и подарила тебе картину, — обобщил Корсаков. — А я то причем? Она что, хочет поторопить нас с правнуками?

— Игорь, — укоризненно сказала Анюта, — не надо так. Я бабулю очень люблю, и она меня любит. Я, честное слово, не знаю, зачем она нас позвала. Сейчас сами спросим — почти приехали.

Машина запетляла в переулках и, сбавив скорость, въехала под арку во двор старого трехэтажного дома. На веревках, натянутых между вкопанных жердей, сушилось белье, возле пристройки в один этаж лежала поленница дров. Анюта пояснила, что центрального отопления нет — дом должны были снести еще лет двадцать назад, но никому до жильцов дела нет, так и топят квартиры дровами или углем.

Она открыла багажник и достала оттуда картину, отмытую Воскобойниковым.

— Она попросила привезти ее, — пояснила девушка. — Боже, ты небритый! Постой, дай я тебя хоть причешу.

Корсаков терпеливо дождался, пока она пригладит ему волосы.

— Ты не очень-то выпендривайся. Бабуля хоть и старенькая, а всю родню в узде держит. На, неси, — она передала Игорю картину. — Ей перечить никто не решается — сглазит. Даже Сань-Сань, несмотря на все свои понты, ее побаивается. Как какой контракт заключать, к ней бежит за советом. А еще она лечит наложением рук, вот!