Балиану очень четко запомнился синеватый свет, который полыхал перед его глазами, и только проснувшись через много часов, он сообразил, что Рагерттрад давно ушел, еще до того, как уснул Юан. Но ссадина на лбу исчезла, да и боль прекратилась: значит, ему не приснилось.

Вставать не хотелось – Балиан слишком долго спал и теперь с трудом возвращался в реальный мир. Устроившись поудобнее (Юан спал, прижавшись к нему, и Балиан старался не потревожить его), он лениво оглядел комнату на предмет подсказок о том, что произошло, пока они отдыхали. Но вместо намеков нашелся ответ. За столом, уронив голову на руки, сидела Сату Рейта. Балиан с опаской прислушался – неужели плачет? Нет, в комнате царила полная тишина, разрушаемая лишь мерным дыханием спящих.

Рейта, будто почувствовав, что на нее смотрят, опустила руки и глубоко вздохнула. Ее лицо было печальным и очень усталым – видно было, что она порядком изнервничалась. Неужели она настолько любит Кристиана, – с некоторой досадой подумал Балиан, наблюдая за тем, как она подходит к его старшему брату, спящему в кресле, и осторожно берет его за руку. Ему стало обидно. Это была ревность, но ревность особенная, направленная не на кого-то конкретного, а на несправедливую судьбу, которая лишила его Розетты и целых десяти лет счастливой жизни с ней. Да, может, им было бы непросто, ведь она была жительницей Дилана, но она так хотела оказаться в Этериоле, рядом с ним, и все почти получилось…

Чувства, захлестнувшие Балиана на запретной территории, так и не оставили его. Всю сознательную жизнь он боролся с реальными противниками, бесстрашно одолевал их мечом и почти всегда выходил победителем. Все печали в его сознании быстро превращались в злость, поэтому он не мог представить точно, каково это – грустить. Даже когда буквально у него на руках умерла их с Кристианом и Юаном мать, он, восьмилетний мальчишка, мог только злиться. Сначала на нее – за то, что она так бесчеловечно поступила, оставив их одних, а после – на болезнь, забравшую ее жизнь. Потом умер отец, и Балиан снова злился. Затем он узнал о Розетте… Но это было не печалью, а горем, окутавшим все его существо. О нем можно было забыть, позволить ему глодать себя изнутри, сознательно загнать его куда-нибудь подальше, чтобы дать себе больше времени на попытку к смирению.

Но сейчас все было совсем по-другому, и Балиан не знал, как бороться с этими чувствами. Они отравляли его и заставляли желать исчезнуть из этого мира, где он ощущал себя лишним. Балиан знал, как любят его братья и как ценят Гволкхмэй и Тристан, но от неприятных мыслей отделаться не мог. До того, как он отправился в горы, это было как-то приглушенно, не столь явно. Однако теперь все изменилось. И, наблюдая за тем, как Кристиан просыпается и ласково отвечает на прикосновение Рейты, Балиану захотелось забраться куда-нибудь в глухое, безлюдное место, только не в горы; туда, где противоречивые голоса не вливаются в голову, а, наоборот, уходят. Посидеть в таком месте несколько дней и решить, исчезать ему или нет.