Светлый фон

Рашид размышлял. Почему-то все это ему было небезразлично. Еще он удивлялся, отчего лица из внешнего мира не проинформировали также и его. Но он похоронил эту мысль.

Это была еще одна проверка, может быть, последняя.

– О'кей. Договорились. Я поднимаюсь на борт.

Кенна глубоко, с облегчением вздохнул.

– Кто еще участвует в забеге? – спросил Рашид.

– Только один соперник. Солон Уолш. Он не имеет шансов, хотя и искусен в политике так, будто занимался ей с рождения. Но он молод. И глуп.

– Каков его главный пункт?

– Реформа, – сухо произнес Кенна. – Он пытается похитить моих сторонников, как я догадываюсь. Ведь реформа – этомояплатформа. Уолш явно не в силах выработать свою собственную идею.

моя

– По всей вероятности, за ним стоит Йелад, – сказал Рашид. – Предназначение Уолша – отвлечь от вас сторонников.

Кенна испугался, но заставил себя сохранить спокойствие. Это было единственное, что он мог сделать.

– Хорошо... Вот как мы будем действовать, – произнес Рашид. – Нам нужны три вещи. Во-первых, нам нужен Болван или Марионетка. Во-вторых, нужна Идея. – Он сделал затяжной глоток из бокала с бренди, который Кенна не уставая наполнял.

– А что же третье? – спросил солон.

– Непринужденность, – ответил Рашид. – И тогда мы возьмем победу.

Глава 23

Глава 23

Самоуничижение и кротость, пожалуй, никогда не были присущи миру. Но порой они способны перевернуть его почище самого катастрофического землетрясения.

Наполеона мучил геморрой. Ночь перед исторической битвой он плохо спал и на следующий день ходил сонный. Двадцать пять тысяч его солдат погибло тогда, и он перестал быть императором.

Так случилось, что три женщины-шифровальщицы сговорились – и секреты Третьего Рейха оказались раскрыты. По меньшей мере десять миллионов немцев погибло тоща.

Кстати, говорила Зоран, похихикивая, один из фанатично преданных культу сектантов принес сенсационную новость. Появилась новая святыня, потрясающая ум легковерностью приверженцев секты. Это не гора, на вершине которой Вечный Император явился своим сторонникам, и не груда костылей, брошенных за ненадобностью после того, как он явил чудо.