Хлопок выстрела.

– А этот… тоже дохлый?

– Не. Его током шибануло. Он нам нужен.

– Тогда забирайте…

Я увидел, как начали раскручиваться лопасти «Пустельги»… куда-то лететь собираются…

– Куда его…

– Давай в машину. Хозяин приказал в порт везти.

– Только глушани его еще. Но без фанатизма, он и так контуженый.

– Есть…

Выстрел глушака в третий раз отправил меня в небытие…

Следующий раз в себя я пришел не скоро…

В себя я пришел от зуда. Такого неприятного, мелкого зуда. Очень нехорошего зуда. От него нестерпимо болела и так контуженая голова.

В попытке избавиться от этого зуда я попробовал придать голове какое-то другое положение. Постепенно рождалось понимание, где я и что со мной. Я в каком-то помещении, где темно, пахнет смазкой, и этот мерзкий зуд… это от… да, от корабельной переборки. И я – на цепи, а спиной – у этой корабельной переборки. Переборка теплая – скорее всего, за ней – двигатель. И этот двигатель работает, то есть судно куда-то идет.

Я не хотел знать, куда именно. Потому что на том берегу – с одной стороны Халифат, а с другой – Имарат. И там и там мне не будут рады. В Халифате существует смертный приговор Шуры моджахедов относительно меня. Срока давности он не имеет – найдется немало желающих отрезать мне голову. В Имарате такого приговора нет, и отношения Имарата с Халифатом, в общем, не очень. Но выдать меня Халифату – они выдадут с радостью, тем более что в Халифате найдется немало людей, которые заплатят за это хорошие деньги. Много у меня там счетов, много…

– Эй…

А это еще кто…

– Эй…

Я пихнул ногой… как смог.

– Какого черта…