Дьяк подошел к столу, за которым скрипел пером по бумаге седой писец, переговорил с ним, вернулся.

– Сейчас.

Писец поднялся, вышел.

– Куда это он?

– В подвал – там все старые и ненужные бумаги лежат. Говорит – есть карта, только он не помнит, какого года. А почему нужда такая?

– Потом скажу, сам пока не знаю.

Писец вернулся через полчаса, одежда его была в пыли и паутине, глаза слезились. Под мышкой он нес сверток. Подойдя, писец положил сверток на стол. От бумаги полетела пыль – писец, а за ним и мы дружно чихнули.

Я сунул в руку бумагомарателя медную полушку. Степан бросил на меня недовольный взгляд.

– Балуешь людей; он меня должон слушать, жалованье получает.

Я развернул карту. Конечно, она была не полуторасотлетней – вполовину моложе, но это все же лучше, чем совсем ничего.

Я начал сравнивать старую карту с этой. Разночтения были. На карте из архива были деревни и села, которые на старой отсутствовали, и наоборот. Исчезали деревни и села, появлялись вновь – жизнь, никуда не денешься.

Я взял лист бумаги, по памяти набросал виденный мной в монастыре план.

– Степа, не упомнишь ли такого?

Степа повертел в руке нарисованный план.

– Ничего не измыслю. Эй, Федор, ступай сюда.

Старый писец подошел к столу.

– Посмотри-ка на план. Где чего-нибудь похожее есть на старой карте?

Писец посмотрел на план, ткнул пальцем в карту:

– Вот это место.

Мы со Степаном уткнулись носами в карту. Похоже, очень похоже. Писец подал голос: