– Хочу занять место Ренарда, господин Дарвелл.

– Ну и что ты тогда сделаешь? – В голосе начальника тюрьмы сейчас слышалась легкая насмешка.

– Прежде всего разгоню полицию. Целиком. Полностью.

– Вот даже как? Ну и куда ты без нее?

– Без нее – никуда, – легко согласился я. – Только я бы других набрал, честных и не взяточников.

Таких, которые бы не замяли дело, расследуя смерть моего отца. Ну не мог он сам застрелиться, слишком он для этого любил жизнь. Мало кто ее так любил. И маму любил, и меня, и мою сестру Изабель. Набрал бы таких полицейских, которые добились бы правды, даже если бы ниточки тянулись слишком высоко, а не отводили бы глаза в ответ на прямые вопросы.

С Дарвеллом на подобные темы можно говорить легко, он не обидится: кристальной честности человек. И я за это его уважаю, причем искренне. Что же до господина Абастьена Ренарда… это наш президент. Причем бессрочный, находится у руля уже лет двадцать подряд. Нисколько не сомневаюсь в том, что, когда Ренард устанет от власти, что случается крайне редко, или попросту умрет, следующим президентом станет один из трех его сыновей.

– Эх, Крис, Крис! – печально вздохнул Дарвелл, вероятно приняв мои слова за ребячество. Впрочем, так оно и было. – Пора бы тебе уже повзрослеть. Тебе ведь скоро исполнится двадцать один год? А все как ребенок.

Мне еще вчера исполнилось. В грязной вонючей камере. Никогда бы не подумал, что встречу свое совершеннолетие именно так.

Саднили содранные костяшки пальцев. Последнее дело – бить кулаком по зубам. Есть более подходящие цели: кончик подбородка, нос, горло, висок, сбоку под ухо, наконец. Но так хотелось заткнуть этому мерзавцу рот, что я ничего не мог с собой поделать.

А Дарвелл продолжал гнуть свое:

– Тебе нужно взяться за ум, Крис. Ты не глупый и при желании добьешься многого. Несмотря ни на что добьешься. Сколько ты знаешь языков, три?

– Четыре, господин Дарвелл.

А если быть точным, то целых пять. Но о знании пятого не скажу никому – не совсем уверен, что это язык и что я его действительно понимаю.

– Вот видишь! С какой стороны на тебя ни посмотри, ты не безнадежен. Так в чем же причина?

Мне и в голову не приходило проявлять неудовольствие, хотя кому и когда нравились нотации? Этот человек серьезно мне помог. Ну не может быть такого, что Дарвелл вызвал меня в свой кабинет, чтобы отчитать, а затем отправить обратно в камеру. Ясно же, что, как только ему надоест, я окажусь на свободе.

– Ладно, Крис, надеюсь, ты хоть что-то понял и пронялся. Держи. – И он положил на край стола видавшее виды кожаное портмоне с истертой золотой монограммой в углу. Такому портмоне место на помойке, но оно мне дорого как память об отце, и я не поменяю его на самое дорогое и новое. – Да, вот еще что. Никогда больше не заходи в ту лавку.