– Что за винтовка такая? – хитро прищуривается Руслан. – Да не поверишь – «моська»-трехлинейка тульская, одна тысяча девятьсот тридцать восьмого года выпуска.

– Иди ты! – отмахиваюсь я, отрываясь от чистки трофейного «Кольта». – Быть того не может! Я что, по-твоему, «мосинок» никогда не видел?

– Да с этого места мне не сойти! – улыбается мой бывший сокамерник. – Вон, сам погляди, тут даже клеймо есть.

Оставив разобранный «Combat Commander» на столе, я подхожу к большой квадратной тахте, накрытой цветастым горским покрывалом, на которой развалился Руслан. И действительно обнаруживаю на затворе протянутой мне снайперки клеймо Тульского оружейного завода и цифры – 1938. Видя растерянность на моей физиономии, Руслан улыбается еще шире.

– Самоделка это, Михаил. Но, врать не буду, самоделка дорогая и высококачественная. До Большой Тьмы еще сработанная. Тут ударно-спусковой – от «моей», ствол – от пулемета ПК, только дульник уже самодельный, все остальное – вообще ручная работа. Еще отцу моему покойному на заказ один мастер за большие деньги делал.

– Погоди, ствол от пулемета, говоришь? А разве до Тьмы такое частным лицам можно было?

– За большие деньги – можно. Не всем, конечно, и не везде. Но отец мой не последним человеком в республике был, упокой Аллах его душу.

– Ну, тогда понятно. Я как-то больше о российских порядках осведомлен, а что там у вас в какой-нибудь Киргизии делалось…

– Я вообще-то казах! – с обидой и возмущением в голосе перебивает меня он. – И жили мы в Казахстане!

– А, тогда извини! Это, конечно же, в корне меняет дело! – с самым серьезным выражением лица отвечаю я.

Не выдержав, Руслан начинает хохотать, хотя только что явно намеревался изобразить нешуточную обиду.

Уже больше суток мы прячемся в родовом селе Ильяса, в маленькой, но вполне комфортной комнате без окон, запрятанной где-то в глубине его большого, сильно напоминающего какую-то странную помесь средневековой крепости и современного укрепрайона дома. Обстановка довольно аскетичная, ничего лишнего. Под ногами – мягкие и теплые войлочные половики. Стены увешаны коврами и шкурами разного зверья: медведя, архара, пары довольно крупных волков. Из мебели есть два дивана, на одном из которых сейчас лежит Руслан, стол, за которым сижу я, да пара табуретов. Далеко не «Редиссон-Славянская», но нам сейчас не роскошь обстановки важна… За дверью постоянно стоит один из Ильясовых сыновей. Меняются они, как я уже подметил, каждые три часа. Как и положено часовым, с поста не отлучаются, в лишние разговоры не вступают. У Эли вообще порядок заведен армейский. Я это еще прошлой ночью понял, когда буквально в паре сотен метров от стены, окружающей Дай, звонко клацнул в ночной тишине затвор и молодой, ломающийся и слегка хриплый от холода голос из-за припорошенных снегом камней вдруг требовательно гаркнул: