Дерево торчало кверху ногами уже давно. Земля осыпалась, а между корнями закрутился вьюн. С темно-фиолетовыми цветами.

Я склонил голову, стараясь увидеть свои ноги. Они застыли в двух метрах от земли, в облаке серебряной пыльцы. Сосредоточившись, я отгородился от стучащего в ушах сердца и услышал тихое пение флейты.

В таком же положении висели Оливье и архивариус.

Дядя тряс мокрым рукавом камзола и бубнил под нос разнообразные ругательства. Мровкуб еще не пришел в себя и походил на вырезку в мясной лавке, а не на человека.

— Пожалуй, начнем!

Опознав источник голоса, я повернулся к перевернутому дереву. Среди корней сидела фея с бородой. Я вздрогнул от неожиданности. Мне никогда не приходило в голову, что бывают феи мужчины. Бесспорно, он выглядел очень по-фейски. Чистые, аккуратно уложенные волосы. Большие миндалевидные глаза и правильные, красивые черты лица. Даже борода, аккуратно закрученная в косичку, смотрелась опрятной, но слишком уж ухоженной.

— Иномирцы! Сосредоточьте на мне свое внимание. Я душеприказчик! Я вынес решение относительно ваших душ! Они должны покинуть Фейри Хаус.

Он хлопнул в ладоши.

— Миры на грани войны. Зло возвращается. Еще не все потеряно, но мы не можем оставлять в тылу предателей! Ваши тела навечно останутся удобрять одуванчики!

— Протестую! — завопил Евлампий, прежде чем я успел понять смысл сказанного феем. — Мы имеем право знать, за что наказаны!

— У вас нет прав. — равнодушно ответил душеприказчик.

— Скажите хотя бы как? — попросил Оливье.

Я завертелся, пытаясь высвободить ногу. Бесполезно.

Рядом застонал архивариус.

— С удовольствием! — повеселившим тоном сообщил душеприказчик. — Каждый получит свое собственное, персональное душегубство. Тебя! — он указал холеной рукой на дядю. — Будут кормить до заворота кишок! Тебя! — палец вытянулся в мою сторону. — Наоборот, морить голодом, пока ошейник не задушит!

Архивариус открыл глаза и с непониманием смотрел на происходящее.

— Тебя ждет нечто особенное. Ты вернешься туда, откуда прибыл!

— Почему такая несправедливость? — возмутился я.

— Объективность не равна, ни правосудию, ни беспристрастности! — душеприказчик наклонил голову и улыбнулся.

Крылья за его спиной затрепетали.